«Сука! Как мамонта меня забивает!» – с отчаянием думал Любчик, едва не плача от бессильной ярости. Развязка наступила неожиданно.
Бутерброд увлекся атакой, как матадор красной тряпкой на корриде. После болезненного удара в печень Любчик упал на одно колено. Бутерброд, пританцовывая, собрался уложить его локтем между лопаток, когда Любчик почти вслепую махнул рукой, и поймал ноку противника.
– Ешть! – Крикнул милиционер. Это было хотя бы что-то. Он впился в добычу, как утопающий в спасательный круг. Бутерброд попытался освободиться, но ступня словно угодила в капкан. Тогда он запрыгал на одной ноге, молотя Любчика, куда попало. Удары были болезненными, но утратили силу с исчезновением точки опоры. В конце концов, оба упали. Бутерброд очутился под Любчиком, обрушившимся сверху тяжестью могильной плиты. Вскоре Любчик уже сидел на противнике верхом, держа за уши и раз за разом печатая затылком о пол. Бутерброд что-то выкрикивал, звал на помощь Забинтованного и Шрама, а потом, кажется, молил о пощаде. Любчик ничего не слышал. Миле Сергеевне, наблюдавшей расправу из спальни, милиционер представился озверевшим от голода орангутаном,[32] а череп Бутерброда – единственным на острове кокосом. Сначала у Милы запершило горло, через секунду ее захлестнул смех. Хохот получился откровенно истерическим, из глаз брызнули слезы.
«Прекрати истерику, идиотка», – приказала себе Мила Сергеевна, но даром. Буквально покатываясь со смеху, она упала на колени, схватившись за голый живот. Когда же Мила, наконец, опомнилась, обстановка в гостиной кардинально переменилась.
* * *
Чудовищный удар в пах оглушил, но не прикончил Филимонова. Шрам с головой погрузился в море, которое называлось Болью. Оно было угольно черным и бескрайним, одновременно, каким-то загадочным образом, концентрируясь в низу живота и мошонке. Крик застрял в горле, как кость, Шрам подавился им, и какое-то время только хрипел. Его стошнило на ковер, но потом он все же вынырнул на поверхность. Яйца, он очень надеялся на это, были на месте и целы. Руки и ноги тоже. Задыхаясь, Шрам приподнялся на локте, чтобы оглядеться. У двери в спальню истерически хохотала Мила.
«Абзац сучке. Мозгами тронулась».
Посреди комнаты, верхом на Бутерброде сидел проклятый мент, и колотил его головой так, будто собирался проломить пол. Виталик извивался и даже царапался, что мента, похоже, не смущало. Сопротивление переходило в конвульсии, Филимонов это сразу заметил. Закусив губу, чтобы преодолеть пожар в паху, Филя не без труда поднялся. Шагнул к лейтенанту со спины и, что есть мочи, залепил обеими ладонями по ушам. Любчик моментально потерял интерес к голове Бутерброда, схватившись за свою, как солдат после контузии. Добавив лейтенанту ребром ладони в основание черепа, Шрам потянулся к перевернутому торшеру, легко оборвал провод, и захлестнул на шее Любчика. Но, как до него Бутерброд, он недооценил физической силы лейтенанта. Любчик, вместо того, чтобы отдать концы в удавке, схватил Филимонова за волосы и ловко перебросил через голову. Оглушенный Шрам оказался на полу с обрывками удавки в руках.