– Спать пора, пожалуй, – сказал он, потягиваясь. – Скоро полночь.
– Да погоди ты, детское же время, – возмутился Пушок, но тоже встал. – Я вот еще о чем думаю…
Он бегло перечислил средства вразумления, к которым эпизодически прибегали варяжские, кельтские, олимпийские, склавенские и прочие боги, после чего, хитренько подмигивая, напомнил, что и Единый явился в Средний Мир отнюдь не с пустыми руками – не мир послал Он, но меч вручал. Впрочем, ясно было, что слово «меч» в этом контексте употреблялось иносказательно, что в действительности речь идет о куда более грозных диковинах сверхъестественного происхождения. К сожалению, фаластынский трактат не сообщал наиболее существенных деталей, но встречались намеки, будто Единый поражает своих врагов не молниями, как Перун, Зевс, Индра или Доннер, но – льющимся с неба огнем. Именно таким сильнодействующим средством были перевоспитаны эпицентры халдейского разврата Содом и Гоморра.
Тут Сумукдиар встал как вкопанный и, уставив на собеседника ошалелый взгляд, прошептал:
– А ты знаешь, дружище… По моим сведениям, Джуга-Шах пытался овладеть силой небесного огня, и, говорят, алхимики даже наварили ему несколько амфор какой-то кошмарной субстанции! Однако большой войны с Магрибом тогда не случилось, и кувшины эти вслед за царем канули в Джеханнам, то есть в преисподнюю.
– Похоже на правду, я тоже слыхал, будто знаменитый ныне алхимик-правдолюб Андис получил что-то такое… – Пушок равнодушно пожал плечами и продолжил подъем по склону. – А правда ли, что ты возвысился до постижения собственной тени?
– Естественно, что собственной. Чьей же еще!
Гирканец не скрывал раздражения: ну, допустим, не почитаешь ты прежнего царя, но зачем же отвергать с порога все, что с его именем связано! Агабек Хашбази прекрасно понимал, что в изнуряющей битве за престол Джуга-Шах натворил множество мрачных дел, пролив совершенно безобразные реки невинной крови. Однако при всем при том о ратном деле саспирский тиран заботился неустанно и немало на этом поприще преуспел. Нет, неправ был повелитель Белоярска, не придавая значения раскрытому в то время секрету Огня Небесного…
– Между прочим, я на днях, наверное, увижу Андиса, – сказал вдруг Пушок. – Только ни хрена мы от него не узнаем – старик совсем из ума выжил.
Неожиданно ночную тишину разорвал истошный крик – истерично вопила какая-то женщина. Поначалу слов разобрать было почти невозможно, однако постепенно Сумукдиар уразумел, что женщина жалуется – на все и всех: и муж у нее – пьянь, и сыновья – лоботрясы, и дочери – суки неблагодарные, и снохи – гулены подзаборные, и зятья – кобели, и огород не родит, и корова не доится, и солнце с луной неправильно светят, и еще много чего – не так, как надо. Во всех этих бедах крикунья винила всех подряд, исключая почему-то самое себя: и князя местного, и волхва, и соседа-ведьмака, и куму-вертихвостку, и чернозадых средиморцев, и купцов-грабителей, и околоточного пристава, и городских дьяков, и прежних правителей, и бродячих скоморохов, и заучившихся книгочеев.