Не только за деньги он этим меня одалживал. Платой было и здоровье, и сила, и ум, и самоуважение, и любовь близких, которую он отнимал безжалостно, и все остальные смыслы и ценности – он их растаптывал, пожирал, заливал блевотиной, этот идол…
Взамен же – вот это самое ложное единение, которое после каждой попойки распадалось все глубже, и эта свобода, которая на поверку оказывалась самым унизительным рабством, и этот кайф, все быстрее переходивший в свой перевертыш, в ломку похмелья, все более терявший качество удовольствия и оставлявший за собой только жалкую функцию краткого избавления от невыносимости жизни, ложного избавления… Это ли было действительно смыслом жизни? Эта ли воронка в черную дыру, которая нас с вами крутила (у вас еще не в прошедшем времени)?
Сегодня, живя в своем истинном смысле, понимаю и знаю как дважды два: алкогольный период в целостном уравнении моей жизни стоит под знаком смыслового минуса. Другое дело, что и он мог зачем-то понадобиться, этот минус; зависело это от иных составляющих…Вот и вы чувствуете: алкоголь – это минус-жизнь, а уравнение жизни пора решать.
Главная трудность нашего брата алкоголика-наркомана в том, что смыслоценности трезвой жизни мы сперва способны сформулировать лишь негативно: «НЕ пить», «НЕ колоться», «НЕ употреблять»…
Звучит, как удавка, как отсечение по живому органа – только ради того, чтобы НЕ получать больше перевертышей радости, НЕ платить за нее слишком дорого. Слабый стимул.
Помню, однажды, где-то на выходе из очередного запоя, была жуткая похмельная ломота в глазах от яркого дневного света, и захотелось поскорей надеть черные очки. Тут же какой-то внутренний голос сказал: «А если опохмелиться, очков не надо будет… Алкоголь тебе вместо очков…»
Дошло смутно, что алкоголь – это смыслозащитные очки, что им защищаешься от постижения некомфортной жестокой истины.
И вот наступил период «перехода через пустыню» – время волевого, самонасильственного отказа от алкоголизации, время безочкового существования.
О восприятии жизни можно было сказать двумя словами: «больно» и «пусто». Либо больно жить, либо до омерзения скучно, до омертвения неинтересно. Никаких красок. Тоска даже не зеленая, а серая, или совсем бесцветная.
Только далекая звездочка в самом зените того, что можно было назвать сознанием, посылала слабенькие сигналы: «Терпи, верь, продолжай, живи дальше… Вернется все. Придет радость…»
Стал вспоминать… А что же меня радовало? Что было приятно, что было мило телу и душе до того, как в меня в первый раз проник алкоголь?