Чайка, севшая 18 ноября 1942 года на плот моряков с «Джуно», не вызвала у них страха, их ведь было четверо, и все на плоту. Птица не только их не испугала, но сразу навела на мысль о том, как бы ее съесть.
Она уставилась на людей пристальным взглядом, в то время как двое из них стали подбираться к ней, очень медленно, открыв рот и судорожно глотая слюну, но со сноровкой первобытного человека. В этой птице была их жизнь. Они разом бросились вперед, и вот чайка в их руках, бьющийся и кричащий комок перьев. Они тоже кричали от возбуждения, поэтому у них дрожали руки, дрожали так сильно, что птица вырвалась и улетела. Тогда эти двое стали проклинать судьбу, а двое других осыпали их бранью. Люди изрекали самые жуткие проклятья и самую грубую брань, какую только могли придумать, размахивая руками и плача от ярости.
Покружив немного над волнами, чайка снова села на плот. Подобное поведение птицы можно было объяснить лишь тем, что она или очень утомлена, или ранена, но люди на плоту не задавались таким вопросом, они снова стали медленно подползать к ней на четвереньках. На этот раз они ее поймали и уже не выпустили. «Мы свернули ей шею и съели. Каждому досталось совсем немного, но мы все же поели».
В истории мореплавания встречается немало примеров, когда потерпевшие кораблекрушение проявляли невероятную изобретательность, чтобы поймать рыбу. Хейнес не объяснил, почему он и его товарищи не пробовали этого сделать. Правда, долгое время они думали, что к ним вот-вот подоспеет помощь, и, может быть, боялись, что лов рыбы еще больше привлечет внимание акул.
В тот день, когда они съели чайку, еще один самолет пролетел низко над морем и тоже сбросил надувную лодку, только слишком далеко: между лодкой и плотом были акулы.
И однако, с наступлением ночи четверо людей, несмотря на неотступный страх перед акулами, соскальзывали все же в воду и оставались там, держась за плот: в сравнении с холодным воздухом море им казалось теплым, и в воде не так хотелось пить.
19 ноября, восьмой день. На плот поднялись только трое. Четвертый утонул, а может быть, его незаметно схватили акулы. Для людей в таком состоянии это уже не имело значения. Трое, оставшиеся в живых: Хейнес и два матроса. Одного Хейнес называет Мексиканцем, имени другого он не упоминает.
Когда рассвело, этот матрос, совсем обнаженный, произнес, устремив взгляд в морскую даль:
– Примерно в миле от нас находится большое госпитальное судно, оно белого цвета. Нам надо бросить плот и плыть туда.
Он сказал это с такой уверенностью, что Хейнес и Мексиканец заколебались. Но Хейнес все же взял себя в руки: