А как-то раз долго искали нож, чтоб нарезать хлеб, и хотя все знали, что у Сеньки есть замечательный охотничий нож с костяной ручкой в пупырышках, никто у него не попросил, а взяли у часового.
И Сенька молча лежал в своем углу, смотрел на ползающих по парусиновым стенам мух и прислушивался к все более приближающейся артиллерийской канонаде. Прибывшие раненые говорили, что немец будто где-то прорвался.
Вечером немецкий «кукурузник» сбросил на рощу несколько «трещоток». Раненые стали выползать из палатки. Сенька не шелохнулся.
Всю ночь мимо рощи тянулась по дороге артиллерия. Сначала тяжелая на тракторах, потом поменьше, но тоже тяжелая. Сенька лежал на животе и смотрел из-под завернутой полы палатки, как ползут, громыхая, по дороге пушки, плетутся одна за другой подводы. Пехоты не было. Шла артиллерия. Всю ночь шла.
К утру какая-то часть завернула в рощу. Комбат и старший врач, потные и злые, бегали взад и вперед, ругались с артиллеристами. Но артиллеристы не слушали их и расставляли свои пушки вокруг палаток, забрасывая их ветками. Артиллеристы тоже были потные и злые, голоса были у них хриплые.
Целый день где-то совсем недалеко стреляли пушки. Немецкие самолеты бомбили дороги и леса. По дороге шли раненые. И уже не одиночками, а группами – по два, по три, пять человек. Некоторые заходили в рощу – на дороге стоял указатель с красным крестом, – другие шли дальше, грязные, оборванные, с волочащимися по земле винтовками.
К вечеру медсанбат стал сворачиваться. Сняли палатки и сложили их на опушке. Откуда-то приехали большие, крытые брезентом машины.
Сенька взял свою скатку, котелок и, стоя у дороги, смотрел, как укладывают ящики в машину. Артиллеристы одну за другой вытягивали свои пушки на дорогу.
Кто-то с большой сумкой на боку – кажется, фельдшер из третьей палатки – пробежал мимо Сеньки.
– А ты чего, красавец, стоишь? Давай к большому дубу.
– А там что?
Фельдшер крикнул что-то непонятное и побежал дальше.
Сенька пошел к большому дубу. Там стояла шеренга человек в двадцать красноармейцев, и низенький майор в выцветшей солдатской пилотке, и с большой рыжей, набитой бумагами полевой сумкой на боку говорил им что-то.
– На левый фланг… На левый фланг, – замахал он рукой Сеньке, направившемуся было к нему.
Сенька стал на левый фланг, рядом с долговязым, длинноусым бойцом. Голова у бойца была перевязана. Все стоявшие в шеренге были легко раненые: у кого рука, у кого голова, шея.
Майор прошел вдоль строя и записал в маленькую книжечку фамилию и имя каждого и из какой кто части. Последним он записал Сеньку и сунул книжечку в карман.