«Ты должен удержать их ровно десять минут, – сказал ему капитан Сад. – После этого отходишь к завалу. Но запомни, тезка: если ты им позволишь подстрелить себя раньше, я тебя перестану уважать, уже не говоря о том, что так можно испортить все дело».
«Владимир Харитончук, вы артист!» – похвалил себя разведчик, с удовольствием разглядывая окутанные облаком дыма и пыли развороченные и расщепленные бревна. Сзади послышалось несколько быстрых выстрелов. Харитончук поглядел через плечо. Ребята копошились возле вездехода. Потом он взревел мотором и рванулся по дороге. Славно.
Пошла уже третья минута, когда фашисты наконец перестали топтаться на том берегу ручья и начали переправу. Харитончук выждал, пока двое передних поднялись одновременно, и снял их одной короткой очередью. Остальные залегли. Хоп-ля! – и капутцино! – привет господу богу от снайпера-артиста, редактора комсомольского боевого листка Владимира Андреевича Харитончука.
Он заметил возле машин офицера – и снял его, потом пугнул – теперь из автомата – для порядка тех, кто слишком смело перебегал от крайней хаты к ручью, не попал, конечно, но это его не огорчило, и он замурлыкал под нос: «Будешь ты моей! Будешь ты моей!..» – любимая песня (эти слова – единственные) любимого капитана Сада, который позволял себе такую вольность только в бою.
На дороге разорвалась граната. И еще одна – за спиной. И уже начинали обходить и слева и справа.
«Будешь ты моей!..»
Он сел – и пули защелкали по кустам, отбивая у фрицев охоту к самодеятельности.
Патронов у него было довольно. Успеть бы все извести.
Коля сказал:
– Пусть у тебя не болит голова, товарищ капитан. Дай мне две пушки, и я тебе покажу, как это делают люди.
Весь расчет зависел от Володьки Харитончука. Но тот был точен до секунды, и фашисты в вездеходе услышали взрыв именно тогда, когда было надо, и стали тормозить соответственно; не сразу, но резко, – и развернуться не успели, потому что из-под небольшой кучи соломы при дороге поднялся Коля – в каждой руке по «парабеллуму», – спокойно подошел и спокойно «показал, как это делают люди».
Разведчики окружили вездеход, вытаскивали трупы фашистов, натягивали на себя их куртки и каски.
Капитан Сад обнял Мхитаряна.
– Прощай, Норик! Не давайся им живым. Графа не потеряйте.
– Прощай, брат! Будь спок, джан, я им тут устрою полнокровный филиал центрального берлинского кладбища.
– Не давайся им живым!
– Прощай!..
Вездеход сорвался с места, спокойно вкатился в зигзагообразный проход в баррикаде – и помчал по дороге, оставляя за собой высоченный султан пыли.