– Нет. А впрочем, благодарю, – ответил Фалькен берг.
Господи, опять я сел в лужу, да еще в какую! А Фалькенберг, бессовестный человек, строит из себя богача, которому деньги ни к чему! Так и сорвал бы с него мою одежду, пускай ходит голым!
Но, конечно, ничего такого я не сделал.
Шли дни.
– Если она сегодня вечером опять выйдет к нам, я спою песню про мак, – сказал Фалькенберг, когда мы работали в лесу. – Совсем позабыл про эту песню.
– А про Эмму ты тоже позабыл? – спросил я.
– Про Эмму? Ты, скажу я тебе, нисколько не по умнел.
– Да неужто?
– Я тебя давно раскусил. Ты, конечно, стал бы уви ваться вокруг Эммы на глазах у хозяйки, а я вот на та кое не способен.
– Ну и врешь, – сказал я со злостью. – Никогда я не стану любезничать со служанкой.
– Я тоже не стану больше гулять по ночам. Как думаешь, выйдет она сегодня вечером? Я совсем забыл спеть ей эту песню про мак. Вот послушай.
И Фалькенберг запел.
– Напрасно ты радуешься, что вспомнил песню, – сказал я. – Ничего у нас не получится: ни у тебя, ни у меня.
– Не получится, не получится! Вот заладил!
– Будь я молод, и богат, и красив, тогда дело друг ое, – сказал я.
– Еще бы. Так-то проще простого. Капитан ведь сумел.
– Да, и ты. И я. И она. И все на свете. И вообще хватит трепать языком и сплетничать о ней, – сказал я, сердясь на самого себя за нелепую болтовню. – На что это похоже, два бывалых лесоруба мелют невесть что!
Оба мы осунулись, побледнели. Фалькенберг совсем извелся, лицо у него было в глубоких морщинах; к тому же мы потеряли аппетит.
Мы старались скрыть друг от друга свои чувства, я весело насвистывал, а Фалькенберг хвастался, что ест до отвала, еле ходит и едва не лопается от обжорства.
– Вы совсем ничего не едите, – говорила хозяйка, когда мы приносили домой припасы, к которым едва притрагивались. – Какие же вы лесорубы!
– Это Фалькенберг виноват, – говорил я.
– Нет, это все он, – возражал Фалькенберг. – Хочет уморить себя голодом.
Иногда хозяйка просила о какой-нибудь мелкой услуге, и мы наперебой старались ей угодить; в конце концов вскоре мы по своей охоте стали таскать воду на кухню и следили, чтобы чулан всегда был полон дров. А однажды Фалькенберг ухитрился принести из лесу ореховую палку для выбивания ковров, которую хозяйка просила принести именно меня, и никого другого.
А по вечерам Фалькенберг пел.
Тогда я замыслил возбудить у хозяйки ревность.
Эх ты, дурак несчастный, да она этого и не заметит, даже взглядом тебя не удостоит!
А все-таки я заставлю ее ревновать.
Из трех служанок только Эмма годилась для этой цели, и я принялся с ней любезничать.