Выпал первый снег, он сразу же тает, но зима не за горами. И наша работа у капитана приходит к концу, недели через две мы все закончим. А что делать потом? В горах прокладывают железную дорогу, а мож но попытаться найти работу на каком-нибудь хуторе, где нужны лесорубы. Фалькенберг склоняется к работе н а железной дороге.
Но времени остается мало, и я не успеваю сделать свою машину. У каждого свои заботы, мне, кроме этого, нужно еще приделать ноготь к трубке, а вечера стали совсем короткие. Фалькенберг непри менно хочет помириться с Эммой. Но это дело не скорое и совсем не простое. Так получилось, что она гуляла с сапожником Марком; а Фалькенберг, чтобы досадить Эмме, стал ухаживать за другой девушкой по имени Елена и подарил ей косынку и шкатулку из ракушек.
Теперь он не знал, как быть, и сказал мне:
– Всюду только грязь, глупость и обман.
– Разве?
– Да, можешь не сомневаться. Вот уйду на желез ную дорогу, а ее брошу.
– А может, это сапожник Марк ее не отпускает?
Фалькенберг угрюмо промолчал.
– И спеть меня уже больше не просят, – сказал он немного погодя.
Мы заговорили о капитане и его жене. Фалькенберг сказал, что у него дурные предчувствия: между ними не все ладно.
Ну вот, начал сплетничать!
Я сказал:
– Извини, пожалуйста, не тебе об этом судить.
– Ах так? – буркнул он сердито. Он злился все больше и больше. – Может быть, ты думаешь их водой не разольешь? Думаешь, они наглядеться друг на друга не могут? Да я же ни разу не слышал, чтоб они хоть словечком обмолвились.
Вот дурак, болтун разнесчастный!
– Погляди лучше, как ты пилишь, – говорю я с усмешкой. – Пила у тебя криво идет.
– У меня? Но ведь как-никак нас двое!
– Что ж, значит, дерево оттаяло. Возьмемся сно в а за топоры.
Каждый долго рубит в одиночку, оба мы злимся и молчим. Как он посмел оболгать их, выдумал, будто они слова промеж собой не скажут? Но господи, ведь это же истинная правда! У Фалькенберга хороший нюх, он разбирается в людях.
– По крайней мер e, при н ас у них все мирно, – заметил я.
Фалькенберг рубит молча. Поразмыслив еще немного, я говорю.
– А может, ты и прав, они не такая пара, какие бывают явлены в откровениях.
Но Фалькенберг ничего не понял и пропустил мои слова мимо ушей.
В полдень, когда мы отдыхали, я снова завел раз говор об этом.
– Ты ведь, кажется, говорил, что если он будет дурно с ней обращаться, ему несдобровать.
– Ну да, говорил.
– И что же?
– Да разве я сказал, что он с ней дурно обращает ся? – возразил Фалькенберг с досадой. – Просто они надоели друг другу, до смерти надоели, вот что. Только он войдет, она сразу норовит уйти. Только он заговорит о чем-нибудь на кухне, у нее в глазах появляется смертная скука, и она его не слушает.