— Разглядеть счастье, когда оно лежит у твоих ног, иметь смелость и решимость нагнуться, подобрать его, прижать к себе… сохранить. Это разум сердца. Просто разум, без разума сердца — всего лишь логика, и она недорого стоит.
— Значит, это она тебя бросила! Артур ничего не ответил.
— А ты так до конца и не исцелился.
— Вовсе нет, я исцелился, хотя и не болел.
— Ты не сумел любить её?
— У счастья нет владельца. Иногда нам выпадает шанс взять его в аренду, стать его квартиросъёмщиком. И надо быть очень аккуратным с квартплатой, иначе мигом выставят за дверь.
— Звучит обнадёживающе.
— Все боятся каждодневное™, как будто она несёт в себе фатальную неизбежность, чреватую скукой, привычкой; я в эту неизбежность не верю…
— А во что ты веришь?
— Я верю, что каждодневность — источник взаимопонимания, даже соучастия, и, в отличие от привычек, именно она позволяет нащупать сочетание блеска и банальности, обособленности и близости.
Он заговорил о несобранных плодах, которые так и были оставлены гнить на земле. «Нектар счастья, который никогда не будет выпит — из-за равнодушия и невнимания, из-за привычки, уверенности или самодовольства».
— Ты пробовал?
— По-настоящему никогда, всего лишь робкие попытки применить теорию на практике. Я верю, что страсть может развиваться.
Для Артура не существовало ничего более завершённого, чем супружеская пара, которая проходит сквозь время, смиряясь с тем, что страсть сменяется нежностью. Но можно ли так прожить жизнь, если стремишься к абсолюту? Он не считал зазорным хранить в себе нечто детское, какую-то частицу мечты.
— В конце концов мы становимся разными, но все мы изначально были детьми. А ты любила? — спросил он.
— Ты знаешь много людей, которые не любили? Ты хочешь знать, люблю ли я сейчас? Нет, да и нет.
— Много обид было в твоей жизни?
— Для моего возраста — да, немало.
— Ты не слишком разговорчива; кто это был?
— Он не умер. Ему сейчас тридцать восемь лет, он киношник, красавец, много работает; немного эгоист, идеальный парень…
— И что?
— Ив тысяче световых лет от того, что ты считаешь любовью.
— Знаешь, каждому свой мир! Главное — пустить корни в подходящую почву.
— Ты всегда прибегаешь к метафорам?
— Часто, некоторые вещи мне так легче выразить. Ну, так где твоя история?
Четыре года она делила жизнь с киношником, четыре года примирений и ссор, когда действующие лица разбивали друг друга на кусочки и затем склеивали осколки. На её взгляд, эта связь, замешанная на тщеславии и лишённая всякого интереса, держалась только на страсти.
— Физическое для тебя очень важно? Она нашла вопрос нескромным.