– Мотоцикл ИЖ-570 «Юпитер» на Абрикосова действительно зарегистрирован, в данный момент его местонахождение также неизвестно. Среди неопознанных трупов описанию Абрикосова примерно соответствуют два: мужчина тридцати пяти – сорока лет, найденный повешенным в лесополосе неподалеку от деревни Марьяновка, умерший второго-третьего июля, труп был обнаружен примерно на третьи сутки и соответственно из-за жары плохо поддается опознанию; и мужчина тридцати – тридцати пяти лет в километре от остановочного пункта Остряково попал под поезд в ночь на двадцать третье мая, лицо изуродовано до неузнаваемости. Оба трупа так и не были опознаны и захоронены на третьем городском кладбище – участки 1024 и 1115 соответственно. Но дактокарты трупов сохранились, и в данный момент их сравнивают с отпечатками, обнаруженными на вещах Абрикосова, результаты будут уже сегодня. Выясненные родственники Абрикосова не знают о его нынешнем месте пребывания. Но поскольку я говорила с ними только по телефону, не могу с уверенностью утверждать, что они полностью были искренни. С его отцом я собиралась встретиться сегодня…
– Я думаю, Абрикосов звонил Вершинину, – задумчиво изрек Турецкий.
– Какой вы умный, – ядовито заметила Циклаури, захлопывая папку. – Я бы ни за что не догадалась.
– Проверили?
– Я не могу дать такой санкции, – с обидой в голосе откликнулась Лия, – а начальство не хочет, говорит: не там копаем – и вас опять же поносит вполголоса: приехал, мол, возомнил и так далее.
– Хорошо, – усмехнулся «важняк», – это я беру на себя. У вас все?
– Да где там, только начала. – Она снова потянулась к бумагам.
– Существенное есть что-нибудь? Нет? Тогда немедленно обедать!
Турецкий бодро, по-молодецки оторвался от стула:
– Ведите!
В этот момент он был готов расщедриться весьма и весьма, но Лия то ли не оценила его порыв по неопытности, то ли поскромничала, то ли, все взвесив, не захотела создавать нежелательный прецедент.
Они вышли на бульвар, миновали экзотическое заведение в форме пирамиды, по гранитным полированным бокам которой змеились, потрескивая, причудливые фиолетовые разряды, и остановились напротив – в непритязательного вида стеклянном кафе всего на семь столиков. Очевидно, оно было по преимуществу ночным: Лия с Турецким оказались единственными посетителями, музыка не играла, светильник – крокодил в бескозырке с надписью «Аврора», обвитый крест-накрест пулеметными лентами с зелеными лампочками вместо патронов – не работал. Под пыльной пластмассовой пальмой, обвешанной елочными игрушками – старыми двадцати-тридцатилетней давности стеклянными бананами, гроздьями не то крупного винограда, не то мелких фиников и разноцветными попугаями, – сидела официантка, погруженная в чтение Марининой. На лице ее лежал толстый-толстый слой макияжа с преобладанием зеленых тонов. Из открытых дверей кухни выглядывал бармен, увлеченный беседой с невидимым поваром, он долго и утомленно рассматривал их, не в силах решить: стоит занять свой пост или все обойдется.