– Я это знаю. – Ее губы приоткрылись, но она не стала продолжать. – И тем не менее укол моего нового оружия мог бы помочь ему вспомнить о твоей телеграмме.
Глориана отвернулась от Данте, но, хотя он и не видел ее лица, по линии ее беззащитных плеч понимал, что в ней происходит борьба гордости со страхом. Когда она опять повернулась к нему лицом, это снова была та прежняя, очаровательная Глориана – актриса до мозга костей, достигшая совершенства, улыбающаяся и ничем не выдающая ни малейших признаков гнева или обиды.
Данте никогда не удавалось так блестяще укрощать свои чувства, как это сделала она.
– Не думаю, что пощекотать его твоим мечом было бы хорошей идеей, но на это наверняка стоило бы посмотреть.
Данте ничего не ответил, у него не нашлось нужных слов для прелестного образа, возникшего у него в голове, – образа храброй, красивой Глорианы Карлайл, занятой у кухонной плиты в окружении его детей, цепляющихся за юбки матери.
Она убьет его, вот что она сделает.
Глориане уже виделись броские шапки холбрукской газеты: «Глориана Карлайл, звезда цирка, убила акробата на трапеции Данте Тревани». Немного подумав, она решила, что для ее карьеры, возможно, было бы лучше обойтись вообще без газетной шумихи. Она подождет, пока они не окажутся в самой глуши, и уж тогда всадит ему пулю прямо между его прекрасными, притягивающими глазами.
Впрочем, вероятно, она не сможет этого сделать. Она никогда не смогла бы выстрелить даже в зайца, не говоря уже о человеке. И тем более в Данте.
Значит, в конечном счете даже хорошо, что он разозлил ее до такой степени, что она согласилась поехать в Плезент-Вэлли вопреки собственному здравому смыслу. Может быть, все ее опасения действительно подтвердятся, и тогда, возможно, ему прострелит голову какой-нибудь заурядный отвратительный бандит-овцевод и избавит ее от этой заботы.
Глориана шагала впереди Данте прямо через город, находя мрачное удовлетворение в том, что от их ног поднимались клубы пыли, оседавшей за ними на все еще торчавших повсюду зеваках. Их пристальные взгляды почему-то большеее не раздражали. Она тяжело дышала. Ноги Данте, казалось, едва касались земли, двигаясь с кошачьей грацией, вполне гармонировавшей с блеском его медно-карих глаз.
Глориана с силой распахнула дверь банка Коконино и энергично зашагала прямо к письменному столу управляющего. Резкий стук захлопнувшейся двери и звук своих решительных шагов придали ей уверенности, и она решила в будущем почаще пользоваться этим приемом. Она уперлась ладонями в полированную поверхность стола и громко кашлянула, чтобы привлечь к себе внимание.