— Все будет.
Она полетит на «Балерине»!
Погасив картинку, извещавшую его о том, что сеанс связи с диспетчерской ЧС окончен, Кирилл салютнул предкам-викингам банкой контрабандного пива — на удивление мало в Галактике мест, где варят приличное пиво! — и крутанулся с кресла-вертушки, потому что сидя переварить эту новость не мог. Разве что не заорал.
Было время, и заорал бы. Все равно никто не видит. Было время, он сам себя безумно раздражал: слишком щуплый, слишком мелкий, дурацкая тощая шея в форменном воротничке и не менее дурацкие уши. Слишком молодой, чтобы принимать самостоятельные решения, и слишком импульсивный, чтобы ему это позволили. Теперь, когда ему стукнуло тридцать семь, стало очевидно, что маленькая собачка — до старости щенок. И даже если когда-то он тешился надеждой, что солидность, а с нею и уважение, придут с возрастом, оказалось, что идут они, по всей видимости, пешком. Перебрасываясь с места на место, Кирилл намного их обгонял.
Она полетит на «Балерине»! Надо хоть прибрать тут... Тьфу! Думая о ней, Кирилл терял связность мысли, а глядя на нее, испытывал почти непреодолимое желание перебирать карандаши, теребить салфетку или краешек скатерти или проверить ногти на предмет чистоты. И он считал до сих пор, будто его либидо заточено под девятнадцать лет?
Лучше думать о Брюсе.
Итак, Эстергази наконец потребовали платы за верность. Причем в такой форме, что скажешь «нет» — и можешь ежедневно плевать в свои глаза, в зеркало. Всякая власть кончается на орбите — это закон свободной торговли, первым усвоенный его анархической натурой. Между галактиками нас перемещает деловой интерес. Или долг.
Велика Галактика. А отступать некуда.
Он полетел бы за мальчишкой Эстергази, даже не имея шанса на парсек приблизиться к его красавице матери. Потому что, как бы ни была она хороша, Харальд Эстергази, Адретт Эстергази и, черт его побери, Рубен стояли впереди нее в очереди его, Кирилла, долга. Свои авансы они внесли тысячу раз. Тысячи жизней недостаточно в уплату этого долга.
А просят всего-то — слетать!
И еще одно соображение заставляло его так и эдак вертеть в руках пивную жестянку. Размышлять. Эстергази никогда не попросили бы его... им это не свойственно. Стало быть, они вынесли за скобки эту проклятую приставку экс-. А сами остались в скобках. Вместе с ним.
Наше частное пространство. Моя Империя.
Кое-что изменилось. Он повидал жизнь и сформулировал свои собственные правила. Живое знание, оно разительно отличалось от давнишнего: «Смотри на Руба, вот он все делает правильно». Признаться, сейчас ему столь же хотелось вернуть старый титул, как двенадцать лет назад — избавиться от него. Сейчас эта ноша ему по плечу.