Она гордо выпрямилась, выпятив высокую грудь, закрыла глаза.
– Садись-ка на лавку, блудня, – сказал атаман. – В Черкасске говорили не раз тебе Алексей Старой, Татаринов, Каторжный о том же. Совет их и доброе слово остались втуне. Тебя хотели бить на майдане плетьми, учить донским порядкам, – пощадили. Взяли тебя в Азов-город, а ты опять творишь блудное… С Ксенофонтом шашни развела, с другими непохвальное творила…
Марина надменно глядела в глаза атаману и улыбалась.
– Не для любви и не для ласки нежной позвал я тебя сюда в такой поздний час. Дознались, что ты, Марина Куницкая, не из-за горячей любви к Ваське шагала по грязи, по сыпучим пескам на Дон. Ты по совету пана Куницкого да иных панов польских решила продолжать дело Марины Мнишек – сеять смуту в наших рядах.
– То черная ложь! – сказала она, приподнимаясь. – Того у меня никогда и в мыслях не было.
– Марина Мнишек была умна не в меру, хитра, коварна. Ты в сравнение с нею не пойдешь – мелковата. Но и у тебя живет мысль, вбитая в дурную голову: быть коль не на троне, так возле него. То лишь и роднит тебя с Мариной Мнишек.
– Неправда то все! – сказала Марина.
– Нашла ты верного казака, душой чистого, храброго. Но казак тот не прельщался на всякие богатства, не искал теплого места у царского трона. Он служил Дону верно и бескорыстно, служил земле, отечеству русскому.
– То верно, – сказала Марина. – Такого я и полюбила.
– Да ты его не полюбила. Ты за его могучей спиной хотела содеять черное дело измены.
– Неправда!
– А помолчи, змея!
– И в мыслях не было.
– Ложь, – гневно сказал атаман, сверкнув глазами. – Не ты ли в Черкасске-городе проповедь вела среди старых и малых о соединении веры православной с католической?
– Неправда!..
– Не ты ли вела такие разговоры среди казаков да податливых баб в Азове?
– Не по моей то голове и разуму, – без раздражения ответила Марина.
– А не ты ли говорила казакам да их темным бабам, что в Казани, Рязани и в Астрахани будет католическая вера? А для чего? То ж далекая и давняя мечта польского короля и папы римского – погубить веру православную, прибрать к рукам отечество русское…
– Я в том, атаман, неповинна. Все сказанное тобою никогда не лежало на моей совести.
– Неправда! – зло сказал атаман, прохаживаясь от стены к стене. – А не ты ли при мне как-то сказывала: воздвигнем в Константинополе храм католический, и он будет тем местом, где найдут себе спасение все обращенные к истинной вере…
– Не помню.
– Молчи! Ты надеялась, коварная, за содеянное зло непременно получить золотую цепь с портретом короля! От проклятых Мнишков благодарность заслужить…