– Придется, – говорил Татаринов, – с татарами часто схлестываться на степи, полон отбивать, биться на море. А пришлет турецкий султан галеры морем – драться на море. Дел на Дону много. Легкой жизни у нас не ищите. А то вот был у нас Петро Матьяш, пришел для славы да для наживы. Азов взяли, захотелось Петру иметь вотчиной половину города. Прибили Матьяша до смерти да кинули в Дон. Нам с вами в ссоре не можно быть, добытое поделим всегда по совести, по чести. В городках станете жить, курени лепить сами будете.
– То все не страшно, – соглашались запорожцы, – слепим и курени.
– Ладно, – говорили атаманы, – любо нам слушать от вас такие речи. Но попомните накрепко одно: при всей скудости, которая случится, при всей бедности, при всей лютости врагов наших стоять нам всем как одному.
Дмитра Гуню пожаловали быть помощником атамана Осипа Петрова.
– Любо! – прокричали запорожцы.
Поп Серапион и дьяк Гришка Нечаев, подойдя поближе, стали разглядывать высокого и широкого в плечах Дмитра Гуню.
– Статный атаман, – сказал Серапион, поглаживая живот.
– Статный и складный, – сказал в свою очередь Гришка Нечаев. – Где только такие родятся? На Дону немало саженных людей. А этот ишь вымахал – любо глядеть.
– Ну, погляди, погляди, – усмехнувшись, ответил Гуня, хитровато подмигнув запорожцам.
– А почто же, – спрашивал Гуню Серапион, – с вами нет ни единой бабы, ни девки? И как же вы будете справляться без них? Наших-то казачьих женок в крепости всего восемьсот, на всех не хватит, – по простоте говорил Серапион.
– Добудем и женок, – спокойно, с доброй усмешкой ответил Дмитро. – Как звать-то тебя?
– Серапион, черный поп, сбежавший от всяких насилий с Астрахани.
– Вот кто ты? Похвально. Тебе, что ж, на Дону бабы не досталось?
– Почто же так? – обиделся Серапион. – Имеется вдовуха-молодуха.
– А ты не сердись, – сказал Гуня, – и у меня есть молодуха. Вон, погляди, на возу сидит.
Серапион глянул и обомлел.
На возу сидела черноволосая, белолицая, с карими глазами, молодая полногрудая девушка в белой расшитой узорами кофте, в синих казацких шароварах, в простых казачьих чеботах.
Серапион подмигнул Гришке Нечаеву и промолвил по-украински:
– Гей, золото девка! – Подошел к возу, уставился старыми глазищами: – Ох, братцы донцы, пропадай телега!
Гуня громко и весело расхохотался:
– Та то, дурень, моя ридна дочка Палашка! Матерь ее татары свели. А дочка теперь всюду зо мною, во всех походах…
– Э, раскумекал! – с грустью сказал Серапион, взял Гришку за руку и уныло побрел в крепость.
Кто-то из запорожцев сказал им вслед: