— Вот ведь что интересно, — вслух рассуждал Никита, словно они ещё шли по дороге безвременья, где молча никуда не дойдёшь, — настоящие писатели не стеснялись изрекать самоочевидные истины, не боялись морализаторства. «В человеке всё должно быть прекрасно»… «Глаголом жги сердца людей»… «Над кем смеётесь? Над собой смеётесь!» Потому великие и не устаревают, что их истины просты и несомненны. Пушкин и на войне звучит во всю силу, а какой-нибудь постмодернист… я такого даже представить не могу — жалко и смешно.
«Майор о живописи рассуждал, Никита — о литературе, — думал Горислав Борисович, — наверное, это способ сохранить в себе человека, когда обстоятельства ставят тебя в нечеловеческие условия».
Вслух он спросил:
— Никита, а в окопах вы тоже о литературе разговаривали?
— Мы там много о чём разговаривали, — Никита усмехнулся, — хотя, как и всюду, больше о водке и бабах. Опять же, анекдоты травили. Но у каждого было ещё и главное, над чем смеяться не дозволялось. Кто-то себе любовь неземную придумывал. Его девушка давно не пишет, с другими трахается, а он мечтает… Таким по возвращении всего труднее приходится, именно они ломаются чаще других. Некоторые в религию ударяются, бога ищут. Говорят, под пулями неверующих нет. Неправда это. Я как раз на войне безбожником стал, когда понасмотрелся на всякое. Если бы бог был, ему за то, что он такое допускает, бороду бы клочьями повыдирать. Но если веры нет, нужно что-то другое найти, иначе душа застынет, и сам не заметишь, как станешь отморозком. Искусство в этом вопросе хорошо помогает. Вот только дюдики и боевички душу не греют, также как модерновые измышления холодного разума. А Чехов греет, и Пушкин — тоже. И ещё — Лесков. Ты, дядя Слава, «Очарованного странника» читал?
— Никита, — укоризненно произнёс Горислав Борисович, — я же тебе его сам подсунул когда-то.
— Правда? А я и позабыл!
Странно звучали имена великих писателей будущего под засушливым небом Триаса, но и здесь они напоминали о человеческом долге, не дозволяя согнуться и безнадёжно завыть.
— А вон, кажется, и наши, — произнёс Никита, не забывавший за беседой зорко оглядывать окрестности. — Вон, за гребнем дымок! Костёр, не иначе.
— Вдруг дикари? — Горислав Борисович оптимизма спутника не разделял и готов был ожидать самого худшего.
— Откуда здесь дикарям взяться? Дикари ещё не народились, их нам хрен знает сколько миллионов лет ждать. Так что, майор это, больше некому.
Никита вскинул ружьё и два новых заряда унеслись в воздух. Ещё через два выстрела послышалась ответная пальба, и вскоре из-за деревьев показались вооружённые люди, в которых Горислав Борисович с облегчением и тревогой узнал своих недавних спутников.