– Нет, не думай так! Это не так! Не так! Я не мог. Я слишком, слишком люблю… Я не убивал… Я не мог хотеть убить тебя, ты для меня все в этой жизни!
Феликс прохрипел эти слова, а она рывком открыла рукопись. На первой странице крупными буквами было начертано название:
«Ледяная дева».
Софья прочитала и посмотрела на него за-стывшим взором потемневших от ужаса глаз.
– Вам будет очень сложно доказать свою невиновность и правдивость своих слов, господин Синяя Борода!
Ангелина Петровна с тихим вздохом взяла в руки изящную шкатулку, повертела и поставила на место у зеркала. Шкатулка была пуста. Еще вчера тут хранились любимые драгоценности, некоторые достались ей по наследству от матери, некоторые – от свекрови Устиньи Власьевны. Но вчера Ангелина Петровна предложила все знакомому ювелиру и выручила за драгоценности изрядную сумму. Эти деньги она внесла как залог. Следователь Сердюков выпустил Толкушина под залог до суда под надзор полиции. Нынче днем она привезет Тимофея домой. Домой? А где теперь его дом? Тот, в котором они прожили столько лет, где и вырос их сын, или тот, где он предавался преступной похоти и убил свою полюбовницу? Виноват или не виноват Тимофей, она не могла понять. Если он предал их любовь, разрушил их семью, чего она раньше никогда не могла себе представить даже в страшном сне, то всего можно ожидать. Что ж, если виноват, пойдет на каторгу. Но она должна сделать все, чтобы облегчить его участь. В этом ее долг. Нет, она еще не простила его, быть может, простит потом. Ведь Господь завещал прощать и любить. Во всяком случае, теперь у нее уже есть силы помогать Тимофею.
Ангелина Петровна принялась поправлять шляпу.
– Мама! – раздалось за спиной.
Она резко обернулась. На пороге комнаты стоял Гриша. Весь его обросший и небритый вид поразил ее даже более, чем его внезапное возвращение. В поношенном старом сюртуке в заплатах, в латаных сапогах, он совсем не походил на сына столичного миллионщика.
– Сыночек! – ахнула Ангелина Петровна и бросилась к юноше.
– Матушка, простите меня! – Гриша упал к ее ногам и поцеловал край платья.
Она тоже опустилась на колени и покрыла поцелуями его лицо. Так они сидели на полу и плакали.
– Простите, простите, я виноват! Я оставил вас, гордыня взыграла! Но я молился, я молился день и ночь, матушка! И Господь вразумил меня! Ведь сказано: «Чти отца твоего и матерь твою, да благо ти будет, да долголетен будеши на земли».
– И я молилась, Гришенька! И Бог услышал нас. Вернул мне сына! Но что это мы сидим? Ты поди, сынок, умойся, сними с себя эту рвань, я распоряжусь, тебя покормят. А мне надо в дом предварительного заключения. Деньги внесла, залог за отца твоего. Выпустят до суда. А то он в тюрьме этой одичал вовсе. Да и дела наши плохи, Гришенька. Все поставщики, все покупатели от нас отворотились. Мы почти разорены. Но теперь ты дома. Ты возьмешь дело в свои руки, авось и поправится!