Барклай подошел к рубильнику общего энергоснабжения, положил руку на эбонитовую ручку. Но спохватился, почувствовав тошноту...
Погасил свет в кабинете. И был недоволен собой за эту неожиданную трусливую перестраховку.
- Сдаете, Федор Илларионович, - вслух упрекнул себя Барклай, - сдаете, профессор. Сдаете, борец против шарлатанства, - он уже кричал на себя. - Не сдавать! Не сдавать позиций!.. - Резко опустил лапу рубильника.
Ничего не изменилось. Только прекратился булькающий свист.
Несколько секунд было тихо. Тихо-тихо. Профессор начал свинчивать гайку с запора камеры. И тут послышались приглушенные, какие-то мягкие, ватные удары. Бу... бу... У Барклая начался озноб. Звук явно шел из камеры. Бу... бу... Громче, громче... Профессор дрожал, но упорно боролся с желанием бросить диверсию и включить рубильник. Медленно, со сжатыми скулами, под аккомпанемент ударов продолжал отвинчивать гайки наружного запора. Отвинтив их все, прыгающими руками зажег спичку, приоткрыл дверь камеры, осветил ее внутренность. Красноватым отблеском сверкали стены. Внизу в углу маленький воздухоочиститель. Больше ничего. Камера была совершенно пустой. И уже не было никаких ударов.
Барклай выдохнул полную грудь. И у него дернулось веко.
- Амен, - прошептал он, - Финита.
Сел, чтобы отдохнуть от напряжения. Привидение
Барклай мысленно резюмировал произошедшее. Да, главное, что он ожидал, подтвердилось: в камере была пустота. Значит двойники, обращенное время и все прочее - фикция. Неплохо... Но Федор Илларионович был далек от торжества. Мучил вопрос: почему были удары?
Барабанил пальцами по столу. Загадка была досадной и тревожной. Галлюцинация? Самовнушение от страха? Склоняясь к этому тривиальному объяснению, Барклай, однако, не был удовлетворен им. Слишком уж ясными, своеобразными были удары.
Неожиданно щелкнул выключатель, и в комнате зажегся свет. Зажегся сам! В первый момент, ослепленный, Барклай ничего не видел. Но уже через секунду он разглядел нечто чудовищное - смутную, полупрозрачную человеческую фигуру, которая медленно двигалась от выключателя в сторону рубильника общего энергоснабжения. Ошеломленный, Федор Илларионович громко, хотя слегка прерывающимся голосом, сказал:
- Это мне мерещится! Это самовнушение!
От фигуры послышался тихий, сдавленный шепот:
- Тоиди.
- Что? - крикнул Барклай.
Фигура не ответила. Мелкими рывками, задом, увязая в полу ногами, она направилась к рубильнику и с видимым усилием подняла его. В разгоряченном мозгу профессора кипело единственное упрямое стремление: освободиться от миража, любой ценой скинуть этот зрительный образ.