Некоторые покидали зал после окончания киножурнала, бесшумно, словно тени, но большинство оставалось, жадно глядя на опереточное великолепие.
Я плохо следил за действием на экране. Я фантазировал, мысленно посылая Эдвина на фронт, где он совершал потрясающие подвиги…
- Я думаю, надо еще кого-нибудь втянуть, - услышал я шепот Шурика.
- Куда? - спросил я, прервав эпизод похищения Эдвином на самолете гада Гитлера.
- Старик может нас приметить. Надо еще кого-нибудь, - ответил Шурка - он тоже был далек от всего, что происходило на экране.
- Давай расскажем Тофику, - предложил я, одновременно представляя сцену награждения Эдвина боевым орденом и его встречи с медсестрой Сильвой.
- Тофик - маменькин сынок, - ответил Шурка странным голосом. - Надо кого-нибудь из больших.
Я искоса взглянул на него. В просветленной темноте кинозала его лицо представилось мне незнакомым. Я подумал, что Шурка здорово трусит. Я и сам чувствовал себя не очень бодро. Особенно в тот момент, когда старик Нури, рассматривая вагонное колесо, сказал с непонятной интонацией: «Из какой трамвай вытащил?..» Я наклонился к закупоренному ватой Шуркиному уху.
- Трусишь? - презрительно ломая голос, спросил первый трус Шурка.
- Кто, я? - задохнулся от обиды второй трус, я. - Ну, давай Эдьке скажем, если хочешь кого-нибудь из больших пацанов.
С переднего ряда к нам повернулся раненый. Счастливая улыбка крепко держалась на его лице:
- Еще слово - получите по шее!
Фильм продолжался…
…Эдька оказался страшным жлобом. Первым долгом он сообщил, что у него есть отличная тачка, которую можно загрузить всяким железным барахлом. И если мы, то есть я и Шурка, не найдем себе такую же тачку, он разрешит любоваться на утильсырье только с почтительного расстояния.
Мы были так поражены Эдькиным коварством, что в первое мгновение не могли произнести и звука. Потом Шурка заплакал и заявил, что все расскажет Нури.
Эдуард щелкнул болезненного Шурку по лбу, затем сказал, что всегда был убежден в невысоких умственных Шуркиных способностях, а без тачки он нас не допустит, ибо не станет терпеть примитивного ручного труда в таком серьезном деле. А главное - старик догадается, что нельзя столько железа таскать из города вручную, и поймет, что дело тут нечистое.
Мы в глубине души согласились с тем, что Эдуард в чем-то прав, ведь ему было уже четырнадцать лет… Но где взять тачку?
Эдька равнодушно пожал плечами. И это его сгубило. Он еще не знал, что нельзя афишировать свое пренебрежение к людям: это разжигает злобу, а не преклонение. Однако тогда равнодушие его сгубило - мы рассказали всем ребятам о существовании одноглазого Нури. Даже непонятно, на что Эдька рассчитывал? Что мы примиримся с потерей концессии? Впрочем, он наверняка ни на что не рассчитывал - просто, как всякая ограниченная личность, он упивался своим физическим превосходством в эту минуту…