О чем она думает?
Мы подходим к дому тети.
- В котором часу он кричит? - спрашивает Рита.- Тот. С минарета.
- Муэдзин? В пять утра, - отвечаю я.
- Когда нас бомбили в Борисоглебске, одна женщина сошла с ума. Я видела. Она выбежала из теплушки и стала кричать, что Бог - негодяй, раз он допускает все это… Она так кричала, что заглушала самолеты. Так мне казалось. Потом ее убило осколком… Послушай, как бы мне встать в пять утра? Наверное, это действительно красиво, когда поет муэдзин. Таинственно, да?
Я кивал головой и вспоминал, как по утрам звучит голос старика с минарета древней мечети Таза-Пир… Через длинные паузы.
Моего дядю убили так.
На Керченском полуострове есть деревня Осовино. Множество раз деревня переходила из рук в руки. Бои шли жестокие - немцы рвались на Кавказ. И редко выпадали минуты, когда примолкали в степи охающие взрывы, не разносили свое «тиуканье» пули. Люди привыкли к голосам войны, и паузы тишины казались им необычными и грозными.
И вот однажды, 11 января 1944 года, тишину всколыхнул одинокий взрыв, как вздох задремавшей войны. Этот взрыв оповестил, что сейчас погиб лейтенант Евгений Заславский, мой дядя Женя. Двадцати девяти лет…
В эту минуту захотелось ему напиться воды, умыться, возможно, и побриться. Колодец был метрах в двухстах от землянки. Сперва он хотел попросить старшину, но тот дремал. Дядя взял котелок и небольшими быстрыми пробежками, по всем правилам, как его учили, направился к колодцу. По открытой местности полз, где была возможность - пригибался, где была возможность - бежал. Так учили, чтобы он остался живым. Дядя это хорошо усвоил, даже сам учил солдат…
А когда до колодца оставалось несколько метров, лейтенант Евгений Заславский зацепился за маленький проводок. Так написал бабушке старшина…
Вот как погиб мой дядя.
11 января 1944 года у нас было два урока. Учительница по истории заболела. И это было, как всегда, кстати. Во всяком случае, в соседнем классе болели сразу две учительницы, и ребята дошли до такого состояния, что совершенно не приходили в школу - с утра они отправлялись на бульвар играть в футбол.
Итак, в это великолепное утро от свежеполитого асфальта школьного двора еще пахло каникулами. Впереди целый час беготни за шапкой, заменяющей футбольный мяч, и выкрикивания изумительных слов: «Пенальти! Корнер! Офсайд!» - и еще одного, из-за которого стоило жить на этом свете и которое относилось непосредственно ко мне: «голкипер».
Я расположился между двумя булыжниками, обозначившими мои владения, в повернутой козырьком назад чужой кепке. И хотя сражение происходило у ворот противника, я изображал спортивную бдительность - то и дело демонстрировал потрясающие прыжки, хищно хватая руками воздух и вновь свирепо замирая…