Когда мы покинули пределы Кентаврии, то вновь оказались в засушливой местности пустынного типа. Только вместо песчаных барханов нас окружали теперь покатые глиняные холмы с редкими бурыми кустарниками. Небо вновь пожелтело, а солнца снова стали жарить нас и вялить.
Что-что, а скуки не было. Компания подобралась веселая, если не сказать задорная. Кентавры усиленно обихаживали девушек, потешали нас веселыми историями, рассказывали разные прикольные байки, по сравнению, с которыми наши сальные анекдоты просто сказки для дошкольников.
Мы с Наташей уже довольно неплохо держались на кентавре, и нам эта верховая езда, даже понемногу начала нравиться. И вот как всегда, когда к чему-то хорошему только-только привыкнешь, оно кончается.
– Видишь вон тот холм, герцог Адал? – вдруг остановился и спросил меня Фолус.
Перед нами была самая настоящая гора, так что трудно было ее не увидеть.
– Так вот там и работают три сивиллы.
Через десять минут мы уже были у подножья горы, где обнаружили целую очередь граждан, у которых, по-видимому, тоже возникли важные вопросы. Около узкой тропы, которая вела к вершине, бродили позвякивая оружием и стреляя суровыми взглядами девять героев, своим видом больше напоминающих разбойников с большой дороги, полтора десятка женщин из самых разных сословий сидели в жидкой тени терновника, что-то между собой обсуждали и поедали разную снедь, что лежала перед ними на постеленной, на землю скатерти. Среди них были и совсем юные девицы, и почтенные старушки. Еще один человек обратил на себя мое внимание. Одетый чуть не в лохмотья, давно небритый, невысокий, слегка полноватый, слегка лысоватый, нос картошкой, широкое красное и губастое лицо и кругленький животик, выдавали большого любителя выпить. Возраст его колебался где-то между сорока и пяти десятью. В глазах у него была почти вселенская грусть. При виде вновь прибывших, маленькие глазки его заблестели, он оживился, торопливо облизал пухленькие губы, вылез из бочки, в которой лежал и с любопытством уставился на нашу компанию.
– Видать что-то в мире произошло новое, – сказал он, – если амазонка восседает на кентавре, а чумазая рабыня едет за спиной своего господина.
Он это что, про Наташу? Ну и достали они меня все с этой рабыней! Наташу, кажется тоже.
– Ты на себя посмотри! – тут же накинулась она на него. – Кого ты называешь рабыней, бомжара несчастный!
Она еще хотела что-то добавить, но я остановил ее.
– Кто последний? – спросил я, окидывая взглядом очередь.
– А тут нет первых или последних, – ответил бомжик. – Каждый идет тогда, когда посчитает, что его вопрос назрел.