Горецкий внимательно перечитал все фамилии, стоящие в списке рядом с Марией Костроминой. Лидия Антоновна Дурново, присяжный поверенный Кнаббе с женой и дочерью, вдова отставного советника Ильинского, ее племянник Георгий Ильинский с женой…
Горецкий показал фамилии чиновнику, тот сверился с другими списками и покачал головой: никого из названных людей на острове Халки уже не было, они все перебрались в Константинополь.
– Были еще пароходы из Ялты в эти же дни? – настойчиво спрашивал Горецкий.
Чиновник долго перелистывал подшитые списки, затем ткнул пальцем.
– Вот, посмотрите здесь.
Горецкий углубился в списки парохода, прибывшего из Ялты. Пароход «Слава Азова» отплыл из Ялты пятнадцатого декабря, прибыл на остров Халки семнадцатого.
– И вот они все, мои ненаглядные! – воскликнул по-русски полковник Горецкий так радостно, что чиновник покосился удивленно, но ничего не сказал, а только пожал плечами.
– Акоп Мирзоян, тридцати пяти лет, коммерсант… далее по алфавиту полковник Шмидт, затем ротмистр Хренов.
Значит, вот что выходит. Все убитые прибыли из Ялты, причем выехали оттуда в один день, только на разных пароходах. Поэтому предположить, что их убили из-за того, что они могли что-то видеть в дороге, весьма трудно. Но гостиница «Пале-Рояль», что находится в Ялте… возможно ли, чтобы все эти люди ночевали в гостинице, и там что-то произошло такое, из-за чего потом кому-то понадобилось их убить! Очень, очень интересно.
И полковник Горецкий поспешил на берег моря, чтобы поспеть на отходивший катер, который должен бы отвезти его обратно в Константинополь.
Он успел зайти в полицию и выяснить адрес Нинетт Мезон, которая и правда оказалась актрисой, выступавшей в крошечном театрике варьете, она и жила неподалеку.
Керим рвался пойти с Горецким, ему очень нравился щедрый русский полковник, но Горецкий отпустил его домой – в этот вечер он не собирался общаться с турками.
Нинетт Мезон жила в меблированных комнатах. На нижнем этаже Горецкого встретила толстая хозяйка и махнула рукой наверх, откуда раздавались крики, звуки рояля, а также топот и звон посуды. Горецкий остановился перед обшарпанной дверью, когда-то покрашенной зеленой краской, и постучал. Дверь распахнулась тотчас, как будто открывший стоял за дверью и ждал. На Горецкого удивленно смотрела молодая женщина. Светлые волосы выбивались из-под маленькой синей шляпки, надвинутой на лоб. В зубах женщина держала шляпную булавку. На лице ее пылал гневный румянец, и глаза тоже блестели сердито.
– Мадемуазель… – полковник вежливо прикоснулся к фуражке.