– Значит, немцы переиграли нас? – разочарованно констатировал Горецкий.
– Нет, это не совсем так, – мистер Солсбери сдержанно улыбнулся, что было немало для стопроцентного британского джентльмена, – благодаря вашей успешной работе, мы смогли раскрыть перед кемалистами подоплеку батумского инцидента. Генерал Кераглы был наказан, войска выведены. В это же время я встретился с представителем большевистского правительства господином Чичериным. Должен сказать вам, что он – способный дипломат и трезвомыслящий политик…
Горецкий недовольно поморщился, но Солсбери сделал вид, что не заметил этого, и продолжил:
– Господин Чичерин оценил наши усилия по выводу турецких войск из Батума, и нам удалось прийти к соглашению о выгодной концессии для британских нефтяных компаний…
– Нефть и деньги, всюду нефть и деньги! – воскликнул Горецкий, подняв глаза к небу. – И за эти деньги заплачено человеческой кровью!
– Будьте реалистом, – мистер Солсбери пригубил горячий черный кофе и поморщился – то ли кофе был слишком горяч, то ли его раздражали слова собеседника, – будьте реалистом, мой друг, нефть – это золото нового времени, а без золота не может работать ни одна государственная машина. Кстати, на меня возложена приятная обязанность вручить вам весьма значительное денежное вознаграждение за ваш вклад в эту операцию…
– Удивительная женщина! – Аркадий Петрович отвернулся от двери, не успев погасить молодой блеск в глазах.
– Что в ней такого удивительного? – Борис равнодушно пожал плечами.
Он чувствовал себя усталым, измотанным и одиноким. Хотелось также испортить настроение ближнему, а поскольку, кроме Горецкого, никого не было рядом, то Борис решил сказать гадость ему.
– Ничего в ней такого особенного нет, – хмыкнул он, – худая, немолодая…
Горецкий повернулся на каблуках и проницательно посмотрел Борису в глаза:
– Хандрите, голубчик? Не нужно, не поддавайтесь меланхолии и тем более не срывайте плохое настроение на ближних.
– Простите, – устыдился Борис. – Я не хотел вас обидеть.
– Как раз хотели! – весело поправил Горецкий. – Но не обидели, потому что восхищаюсь я Лидией Антоновной вовсе не по каким-либо личным мотивам. Внешне она… достаточно некрасива. Да, худая, бледная от недоедания. Правда, относительно ее возраста я мог бы с вами поспорить. Вам сколько лет?
– Двадцать восемь, – угрюмо сообщил Борис.
– Ну, понятно! – обрадовался Аркадий Петрович. – Все, кто старше сорока, кажутся вам безнадежными стариками, а после пятидесяти, по вашим представлениям, жизнь вообще кончена. Позже вы поймете, что были неправы. Но я веду сейчас речь не об этом. В этой женщине, такой обычной на вид, есть одно качество, которое уже давно очень интересует меня.