Высокий человек в хорошо пошитом английском френче без погон щедро расплатился с хозяином ресторанчика, который сам обслуживал важных посетителей, а что этот клиент – важный, он угадал, как только тот вошел. Военный поблагодарил хозяина по-гречески и вышел на улицу. Годы сделали его походку несколько тяжеловатой, но видно было, что человек еще крепок и не скоро поддастся старости. Хозяин ресторана проводил его взглядом через открытую дверь, заметил, что тот вошел в здание полиции, и удовлетворенно улыбнулся. Он не ошибся: его посетитель очень важная персона!
Джафар Карманли по-прежнему сидел в своем кабинете и что-то писал.
– Вы пришли вовремя, – констатировал он, не поднимая головы, – сейчас приведут Чернова.
За дверью раздался шум, возня, и здоровенный турецкий полицейский втолкнул в комнату нечто, что недавно было есаулом Черновым. Малиновая некогда черкеска, вернее, то, что от нее осталось, висела на теле вошедшего, как на вешалке. Щеки его ввалились, глаза лихорадочно блестели и беспокойно перебегали с Джафара на полковника. Лицо было какого-то желтого цвета, и, внимательно приглядевшись, Горецкий обнаружил, что оно все покрыто заживающими синяками.
От толчка полицейского есаул не удержался и сполз на пол возле стены. Джафар махнул рукой, отпуская конвоира, и пристально посмотрел на Чернова.
– Встать! – проговорил он тихо, одними губами, но арестованный услышал и со стоном начал приподниматься.
– Молчать! – так же тихо приказал Джафар.
Есаул встал с трудом, держась за стену.
– Хм, однако! – решил напомнить о себе полковник Горецкий. – Вы говорили, уважаемый Джафар-эфенди, что условия содержания есаула вполне сносные. Но я, признаться, удивлен.
– Условия обычные – те, в которых содержатся иноверцы. Разумеется, они отличаются от тех, в которых содержатся подданные Османской империи, – невозмутимо отвечал турок. – Камеры сухие, но, конечно, в них много народа. Два раза в день дают воду.
– А еду? – Горецкий против воли повысил голос, так как вдруг заметил, что есаул до крайности истощен. – Вы что же, не кормите арестованных?
– Они могут сами купить себе еду, на свои деньги. Государство не обязано кормить преступников.
«Ай да басурманы! – мысленно воскликнул Горецкий. – Ну и законы у них…»
– Деньги отобрали, – прошептал у стены есаул.
– Кто разрешил говорить? – опять Джафар произнес эти слова тихо, но арестованный вздрогнул, как от крика.
– Сколько дней голодаете? – отрывисто спросил Горецкий.
– Сколько сижу… Четыре дня…
– Хм… Видите ли в чем дело, уважаемый Джафар-эфенди, – начал Горецкий, тщательно подбирая слова, – я никак не хочу критиковать ваши методы, но не кажется ли вам, что весьма неразумно морить голодом важного свидетеля? Если бы сегодня я не решил провести допрос, есаул, пожалуй, мог бы и…