Сетчатая дверь закрылась.
Рахель стояла в пустом фабричном помещении со своим Фонтанчиком, стянутым «токийской любовью». До нее доносился голос монашенки, поющей лодочную песню. Чистое сопрано, плывущее над уксусными парами и чанами для солений.
Она увидела Эсту, склонившегося над алым варевом в черном котле.
– Чего тебе? – спросил Эста, не поднимая головы.
– Ничего, – сказала Рахель.
– Тогда зачем пришла?
Рахель ничего не ответила. Наступила короткая, враждебная тишина.
– Почему ты гребешь джем? – спросила Рахель.
– Индия – Свободная Страна, – ответил Эста. С этим не поспоришь.
Индия – Свободная Страна. Хочешь – делай соль.[48] Хочешь – греби джем.
В любую минуту в сетчатую дверь может войти Апельсиново-Лимонный Газировщик.
Запросто.
И Амму угостит его ананасовым соком. Со льдом.
Рахель села на бортик цементного чана (оборки пенистых, подшитых клеенкой кружев нежно окунулись в манговый рассол) и стала примерять резиновые напальчники. Три большие мухи яростно атаковали сетчатые двери, желая попасть внутрь. Сипуха Уза смотрела на пахнущую соленьями тишину, которая растекалась между близнецами, как синяк.
Пальцы у Рахели были: Желтый, Зеленый, Синий, Красный, Желтый.
Эста мешал джем.
Рахель встала, чтобы идти. Ей был положен Мертвый Час.
– Ты куда собралась?
– Так, кой-куда.
Рахель сняла новые пальцы и вернула себе свои старые, пальчного цвета. Не желтые, не зеленые, не синие, не красные. Не желтые.
– А я собираюсь на Аккара, – сказал Эста. Не поднимая головы. – В Исторический Дом.
Рахель остановилась и повернулась к нему, и на сердце у нее блеклая ночная бабочка с необычно густыми спинными волосками повела хищными крылышками.
Медленно расправила.
Медленно сложила.
– Почему? – спросила Рахель.
– Потому что с Кем Угодно может случиться Что Угодно, – ответил Эста. – И нужно Быть Готовым.
С этим не поспоришь.
К дому Кари Саибу никто теперь не ходил. Велья Папан говорил, что он был последним, кто к нему приближался. Он утверждал, что в доме нечисто. Он рассказал близнецам о своей встрече с призраком Кари Саибу. Это случилось два года назад. Он переплыл реку, чтобы найти на той стороне мускатное дерево, набрать с него орехов и растолочь их со свежим чесноком в пасту для жены Челлы, умиравшей от туберкулеза. Вдруг он почуял сигарный дымок (запах он узнал мгновенно, потому что Паппачи курил тот же самый сорт). Велья Папан обернулся и метнул в запах серпом. Серп пригвоздил призрака к стволу каучукового дерева, и, если верить Велья Папану, он так там и стоит. Пригвожденный запах, сочащийся прозрачной янтарной кровью и молящий о сигаре.