– Мне очень жаль, – невнятно проговорил он, но слова его прозвучали фальшиво. Когда Сондра не ответила, он пошел в свою комнату и закрыл дверь.
* * *
Жон видел уединенный домик Маэв гораздо раньше, но на следующее утро после праздника он впервые его рассмотрел подробно. Когда-то он был красив, но теперь его красота облупилась и полиняла, как и краска на ставнях и наличниках. Стены перекосились, крыша нуждалась в ремонте, а ставни растрескались. Садовая ограда была вся заплетена плющом и диким виноградом, а у ворот недоставало одной петли. Одним словом, это место напоминало собой о более счастливом прошлом и несбывшихся мечтах.
Пока Жон лежал на животе в кустах и гадал, осмелится ли он откликнуться на сделанное ему предложение, двери домика отворились и изнутри вышел один из старейшин деревни. Следом за ним показалась и Маэв, ее оранжевое платье ярко светилось под лучами утреннего солнца. Прощальный поцелуи, которым она одарила старейшину, был таким же глубоким и крепким, какой достался Жону сегодняшней ночью. Глаза ее, однако, оставались широко открыты, и Маэв смотрела через плечо мужчины прямо туда, где прятался Жон. Когда ночной гость Маэв наконец попрощался, на губах ее возникла мимолетная, сдержанная улыбка. Старейшина ушел, и Маэв скрылась в доме, оставив двери открытыми.
«Интересно, что нового я смогу найти здесь, кроме еще большего стыда?» – спросил себя Жон. Маэв намекнула ему, что у нее есть что рассказать, и он вошел в дом следом за ней.
Когда он вошел, Маэв не повернулась к нему, а продолжала сидеть перед низким трельяжем, расчесывая перед зеркалом свои спутанные волосы.
– Я ждала тебя еще ночью, думала – ты зайдешь поблагодарить меня, – проговорила она, не отрывая взгляда от своего отражения в зеркале.
– А когда я не пришел, ты нашла другого, кем заменить меня?
– Я могла выбрать любого мужчину из тех, что были на празднике. Возможно, следующим моим гостем станет Миша. Как тебе это понравится?
В ее словах Жону почудилась угроза, и он с опаской покосился в сторону открытой двери.
– Я сам займусь им, когда будет подходящий момент. А теперь расскажи мне о моей матери.
– Хорошо. – Маэв закончила расчесывать волосы и принялась нанизывать на запястья тонкие золотые браслеты. – Она жила со мной, и я была ее другом.
– Ты погубила ее.
Маэв впервые повернулась к нему лицом. Ее фиалковые глаза были широко раскрыты, но их выражение было далеко не невинным. В самой их глубине вспыхивало сдерживаемое пламя, наводящее мысли скорее о безумии, чем о страсти. Громкий смех Маэв заставил Жона укрепиться в этом подозрении.