– Они едут рядом, не скрываясь. Значит, знают, что ты здесь, – раздался, ближе к полудню, ее приглушенный голос. – А еще какой-то длинный тут мелькал – это что, тоже за тобой?
– Не знаю, – честно прошептал я.
Солнце поднималось все выше.
Сквозь боковую прорезь я пытался дышать, через нее же с ужасом делал то, о чем сказала моя спасительница, представляя, как два всадника – да что там, все в караване, – видят сочащуюся на землю желтую струйку. Вода в моей фляге стала попросту горячей, потом она кончилась, и через все ту же прорезь мне просунули новую флягу. Голова горела в лихорадке, и – я уже не мог скрывать это от самого себя, – плечо дергало какой-то новой болью. Было понятно, что дело, в общем, плохо.
Не помню, сколько качался я в этом жутком мешке. Наконец, у меня над самым ухом раздался голос – уже мужской:
– Эй, дапирпат, а ты куда, собственно, едешь?
– Винное хозяйство. Знаменитое. Очень дорогое вино почти черного цвета. По эту сторону реки, перед Мервом, – честно перечислил я.
– Ты и вправду мальчик из хорошей семьи, если знаком с этими людьми, – добродушно проворчал голос. – С теми, у которых просто нет совести. За одну флягу, даже и молодого, – да столько брать… Если тебе нужно такое же хорошее вино, но по цене в десять раз меньше – спроси меня. Ладно, ослика твоего уже подводят к вьюку. Эти друзья чуть отстали, хотя они здесь. Вон оно, твое винное хозяйство, на холме. И Мерв тоже завиднелся. Слушай меня: через прорезь продеваешь ноги, сгибаешься, потом высовываешь голову, прыгаешь на своего ослика – и вправо, вверх по холму, рысью. Животное твое, небось, устало пустым шагать. Приготовился, высунулся, пошел!
Залитый слепящим солнечным золотом мир звенел птичьими голосами. На каменистом холме справа от меня виднелась ровная черта крыши, и ослик, злобно скалящийся и прижимающий уши после моего прыжка, вез меня вверх меж рядов виноградных лоз.
На западе, за неподвижной лентой реки, пепельной тенью высовывались из-за горизонта несуразно, невообразимо громадные круглые башни, со стеной между ними. Казалось, их построил давно умерший великан.
На востоке, сзади, еще хорошо был виден маленький караван-три верблюда, на одном из них неподвижная грузная женская фигура, и четыре мула с седоками.
А дальше, на расстоянии от них, на дороге чернели два крошечных всадника.
И еще один всадник позади них – пылинка, черточка на горизонте, видимая, наверное, лишь мне одному.