Я согласился бы на стрелу в голову, только чтобы прекратилась пытка, но не на меч в грудь, потому что меч этот я ощущал слишком реально. Тем более что тело великого винодела так и оставалось в луже крови у входа, на него никто уже и не смотрел.
Я даже как-то не заметил, что неизвестные мне солдаты непонятно чьей армии, подчиняясь резкой команде, гуськом уходят из комнаты, покончив со своими забавами. Из дома они не взяли ничего.
И тут предводитель повернулся лицом в профиль ко мне – и я чуть не закричал.
Передо мной было лицо демона, с изуродованной бугристой кожей, сгоревшими бровями и ресницами.
Но он сделал два шага и исчез из поля моего зрения. А за ним и остальные.
Последний из солдат задержался. Он схватил кувшин вина, так и стоявший у стола и каким-то чудом никем не перевернутый, даже не задетый. Я узнал в этом запыленном кувшине драгоценное вино, вино полководцев и царей.
Солдат резким движением вскинул кувшин к губам. И так же быстро отдернул его и скорчил гримасу. А потом шарахнул кувшин в дальний угол.
Ему не понравилось вино.
Какое-то время стояла полная тишина. Потом я начал выбираться из своей бочки.
Дальше произошло нечто невероятное. Один из слуг, указывая на меня, проговорил что-то высоким возбужденным голосом. Анахита приподняла голову, посмотрела на меня, снова уронила голову, и тут служанки взяли меня под руки и начали мягко подталкивать к столу, еще залитому беловатыми лужицами, причем одна из них пыталась на ходу развязать мои штаны.
Я шел как обреченный, маленькими шажками, почему-то леденея от страха – но в тот момент, когда руки какой-то из служанок наконец высвободили мой многострадальный «яшмовый стебель» (как говорят в Поднебесной) и когда я увидел, каких размеров он достиг в заключении, – страх и вообще все чувства прошли, кроме одного.
Я с нарастающим восторгом понимал, что действительно оказался на том же месте, что и предводитель этой банды насильников, – и уже точно знал, что надо делать. Как и он, я перешагнул через грудь Анахиты одной ногой и поднял обеими руками ее голову, поддерживая ее за затылок. Она слабо улыбнулась – и я понял, что делаю то, что от меня ожидали, – приоткрыла рот, чуть высунув язык, и закрыла глаза. Потом перевела дыхание, обхватила меня руками за ягодицы (к этому моменту обе служанки приспустили с них штаны до самых колен), широко раскрыла рот и буквально начала глотать меня, сама повторяя то, что делал с ее головой человек с сожженным лицом. Рот ее был полон слюны, которая начала течь из угла губ, она двигала головой все резче, и тут мой «яшмовый стебель» задергался, выпуская все новые и новые струи.