– Алька! Долго спишь!
– А, это ты, писательница! Привет! Что это ты меня вспомнила?
Настя помолчала секунды две и сообщила невыразительным голосом:
– Я тебя и не забывала, по-моему. Как можно…
– Ну да! А сама целыми днями то у Маргариты, то у Демида. Говорят, ты в него влюбилась.
– Кто говорит?
– Вальдштейн рассуждал на эту тему.
– Уши бы надрать дураку…
– Так ему и передать?
– Не надо. Я это про себя.
– Понял… Может, пойдешь сегодня с нами на Дорогу?
– А вот возьму и пойду!
– Гарантирую общее ликование.
На этот раз мы нашли скульптуру: девочка в сарафане и косынке тащит на закорках маленького мальчугана. Девочка и малыш были, по-моему, те же самые, что на пустыре. Только там сестра поливала братишку из кувшина, а здесь от чего-то спасала. Может быть, уносила маленького Иванушку от Бабы Яги.
Это открытие случилось шагах в ста от остановки «Виолончель», дальше по Дороге. Рядом со скульптурой валялись куски кованой садовой решетки, а вокруг стояли вековые березы. Наверно, в давние времена здесь был парк.
Девочка и малыш оказались не гипсовые, не алебастровые, а из настоящего мрамора. Лица такие выразительные. У малыша на круглой мордашке откровенный страх. У его сестры – тоже испуг, но, скорее, не за себя, а за братишку. И надежда: успеем, укроемся…
– Есть такая картина: «Дети, бегущие от грозы», – вспомнила Настя.
– Мы такие же дети сейчас будем, – сообщил Арбуз. – Глядите, какую жуть натянуло…
И правда стало сумрачно, а из-за березовых верхушек быстро надвигалась лиловая грозовая масса.
– А ну-ка рвем обратно к дому! – скомандовал Арбуз.
И мы рванули. Колокольчик Динь-Дима прямо захлебывался, автобус опять опрокинулся и ехал вверх колесами, но поправлять было некогда.
Тугие струи успели хлестануть нас. И тут же сверкнуло и грохнуло. Но мы были в двух шагах от дома. Влетели под крышу.
Здесь нам сразу стало нестрашно, уютно даже, хотя многие стекла были выбиты и ветер шебуршал в пустых комнатах мусором.
Арунас устроился в углу на табурете – в обнимку с виолончелью. Мы сгрудились вокруг него – кто на расшатанных стульях, кто прямо на полу. Сперва было немного зябко, но скоро стало совсем хорошо. Наверно, потому, что вместе. По-моему, от нас шло друг к дружке какое-то излучение. И мне на миг показалось даже, что внутри каждого – светящийся шарик (будто крошечная планета) и между всеми шариками хрустальные спицы. Тот самый каркас, который не даст сомкнуться черному Озму…
Гул дождя нарастал, грохотало так, что в корпусе виолончели гудело эхо. Иногда залетали брызги. Но мы не уходили с выбранного места.