Бабушка услышала приглушенное мявканье, открыла холодильник, и бедняга – все такой же рыжий, не голубой, а заиндевелый – выпал ей на руки.
Бабушка отпоила Платошу теплым молоком, закутала в шаль с грелкой, а потом деловито всыпала мне. Я ревел, но не от боли, не от обиды, а от жалости к Платоше. Бабушка сказала, что он умрет от воспаления легких.
Платоша помер через год. И я лил над ним горькие слезы. Вдвойне горькие от того, что я помнил свое безрассудство и терзался: кот погиб от затянувшейся простуды. Бабушка утешала меня: Платоша, мол, скончался просто от возраста. «Он же был старше тебя на пять лет. Для котов это очень преклонные годы». – «Неправда! Коты и до двадцати лет живут…» – «Ну, Алик, это уж кому сколько судьбой отпущено. И для котов, и для людей…»
Я сейчас вспомнил, и вдруг у меня защипало в глазах. Никто этого не заметил. А бабушка повторила:
– Да, в семилетнем возрасте. Больше Алик не давал повода.
– Сейчас, по-вашему, не повод?
– Это уж вам решать, Максим Аркадьевич. – Бабушка знала, что отец никогда меня пальцем не тронет (и я знал). Но все же она добавила: – По-моему, поздно уже воспитывать таким образом.
Отец отозвался ворчливо:
– А на мой взгляд, еще вполне можно…
Я напомнил:
– Ты же сам говорил: маленьких и слабых бьют только трусы!
– Одно дело драка, другое – педагогика. Даже Клавдия Борисовна намекала, что это полезно.
– Я сразу заметил, что она маленько того… – Я крутнул пальцем у заросшего виска.
– Александр! – взвинтилась мама. – Ты дождешься, что папа и правда тебе всыплет!
– До него и дотрагиваться-то страшно, до такого… обугленного, – пробурчал отец. – Я же говорю, как по минному полю ходил… – Он, видимо, считал, что воспитательную беседу пора кончать.
– На поле оборвало бы ноги. Или вообще всего на куски… Па-а, а если не ноги, а руки оборвет, а ты скрипач, что тогда делать?
Отец мотнул головой, поймал слетевшие очки. У мамы опять сделались круглые глаза.
– Саша, да что с тобой!
– Что за дикие фантазии? – сказал отец.
– Не фантазии, а так… вопрос… Да ты не бойся, жениться мне, наверно, не придется.
– Это почему? – еще больше испугалась мама.
– Не успею. Восемнадцать стукнет, и марш-марш в казарму. А там деды. Я ведь терпеть не буду, хотя и трус. Значит, все закончится быстро. А может, окажусь в горящей точке. А оттуда – цинковая упаковка или бумажка: пропал без вести… Вас что больше устраивает? С бумажкой проще, меньше возни…
– Александр! – ахнула мама. Словно защищаясь.
А отец приподнялся с табурета.
– Ты что это сопли распустил? Срам… Может, надеешься откосить от армейской службы?