Я тихо свистнул Гошке и Вячику. И, пока они перебирались через разрытую дорогу, отступил в кусты и наблюдал. Что там? Музей, антикварная лавка или какая-то самодеятельность? Или притон сумасшедших, которые заманивают малышей для черных дел?
– Тихо, не гремите великом. Смотрите. Это Николка?
– Он, поросенок! – тихо возликовал Гошка. – Ну, я ему…
– Постой. А вдруг там… злодеи какие-то? Пусть один войдет, а двое на страже…
Гошка и Вячик сосредоточенно задышали.
– Надо жребий, кому туда идти, – опасливо сказал Вячик.
– Какой там жребий! Чей это брат?.. Где, интересно, у них дверь…
– Наверно, с тыла… – Я, откровенно говоря, был рад Гошкиному решению.
– Пошел я. Если увидите, что дело плохо, дуйте за помощью. Милиция на Ручьевской… – И Гошка исчез.
Он долго не появлялся в «притоне». Мы уже решили, что у входа его скрутил дежурный сообщник злодеев. Но вот рядом с камином раскрылась старинная, как в замке, дверь, и Гошка возник. Решительный, как Геракл перед схваткой со львом.
Но схватки не получилось. Гошке обрадовались. Заговорили наперебой, заприглашали словами и жестами. Только беспутный Николка понурился и запереступал ногами в коротеньких штанах и синих колготках. Так, словно очень захотел в туалет.
Гошка взял брата за шиворот. Послушал еще Пьеро, очкастого и квадратную тетку, повернул лицо к окну и махнул нам.
Мы обогнули дом и отыскали дверь.
В помещении было очень тепло и пахло столярным клеем. И еще всякой смесью: пыльной тканью, красками, ржавчиной и дровами.
Гошка уже не держал брата за шиворот. Николка сидел верхом на пушке. Очкастый оживленно объяснял:
– Он появился на пороге, словно этакий посланец небес. Мы спрашиваем: «Тебе что, дитя?» А он молчит и оглядывается. Причем этак по-хозяйски. Наконец снизошел до разъяснения, что гулял, заглянул в окно и стало ему интересно. Это, безусловно, делает нам честь. Но тем не менее мы уже собирались сопроводить юного гостя домой, ибо догадывались, что там отсутствие этого чада создает некий дискомфорт. А тут – явление старшего брата, в очах которого справедливое негодование…
– Щас он узнает негодование, – мечтательно сообщил Гошка. – Всыплю мерзавцу…
– Ладно. Потом, – отозвался Николка. Покладисто, но без боязни.
– Нет, сейчас!
– Постойте, юноша… Ваши чувства, конечно, понятны, однако нет ли во всем этом вмешательства судьбы? – перебил Гошку лысый. – Судьба эта явно послала ребенка на нужную нам роль.
– Какую еще роль? – мрачно отозвался Гошка.
– Охотно раскрываю секрет… То, что вы видите вокруг, не свалка и не мастерская сумасшедшего художника. Это небольшой, не очень знаменитый, но полный надежд на славное будущее театр. Самодеятельный и народный. Театр Демида… Слева, – лысый указал на квадратную тетку (или девицу), – наша беззаветная Маргариточка, заведующая реквизитом и всей материальной частью, а также художница по костюмам. Справа… – он кивнул на смуглого тонколицего парня, который стягивал через голову «пьеровскую» кофту, – гениальный трагик, но прежде всего драматург Шурик Половцев, синьор Алессандро, как именуют его друзья. Немногословен, но безотказен и неутомим в любой творческой работе…