– О разумности или неразумности говорить не будем. Это именно то, что вам следует сделать. Вы должны были оставаться в доме, пока в вас нуждались, теперь вы не нужны. Поскольку все эти трагические события пришли к концу, я должен попро…
– Ни в коем случае!
– Что «ни в коем случае»?
– Эпизод не закончен. Что касается лейтенанта Нунана, он мне не указ. Вы – иное дело. Нунан, как всегда, показал свое полнейшее невежество, разрешив свободу действий обитателям этого дома, а ведь ОДИН ИЗ НИХ – УБИЙЦА! Ни одному из вас нельзя было разрешать сделать безнадзорно хотя бы один шаг. Что же касается…
Сибил залилась смехом. Смех раздался настолько несвоевременно, что, казалось, она сама удивилась и замолчала, прикрыв рот рукой.
– Ваша дочь в истерике. Почему? – спросил Вульф, хмуро глядя на Дитмайка.
– Я вовсе не в истерике, Ниро, – ответила Сибил презрительно. – Любой мог бы засмеяться, услышав ваши слова. Они не просто мелодраматичны, они забавны…
Услышав это фамильярное «Ниро», Вульф в ярости потянул носом воздух, но сдержался и спокойно ответил:
– Вы забываете старую истину: «Хорошо смеется тот, кто смеется последним…».
Впоследствии я всегда считал, что именно эта бестактность Сибил, назвавшей Вульфа по имени, побудила его решиться на смелый шаг. До этой минуты он пребывал в расстроенных чувствах, и у него были на то основания. Прежде всего, он весьма опрометчиво пообещал Энди вызволить его в считанные часы. Правда, тогда и сам верил в это. А тут еще и неделикатные полицейские чины обрадовались случаю покусать частного детектива, особенно лейтенант Нунан, которого Вульф до этого неоднократно сажал в лужу.
До этой реплики Сибил у Вульфа преобладало над всеми остальными эмоциями желание поскорее вернуться к себе домой. Уж я-то, слава богу, изучил его, как свои пять пальцев, и сейчас великолепно понимал его состояние, голодного и уже изрядно уставшего. Но бесцеремонная Сибил, осмелившаяся фамильярно назвать моего шефа «Ниро», переполнила чашу его терпения, и он, что называется, закусил удила.
Вульф встал с кресла и выпрямился.
– Мне неудобно сидеть здесь, в вашем доме, когда вы стоите. Мистер Красицкий доверил мне защищать его интересы, поручил снять с него обвинение в убийстве, И Я ЭТО СДЕЛАЮ. С моей стороны было бы наивным предполагать, что вы будете приветствовать наше с мистером Гудвином участие в этом деле по каким-то абстрактным мотивам вроде истины и справедливости. Тогда бы вы относились к редчайшим людям на земле, а вы, по всем признакам, самые обыкновенные… серенькие. Могу ли я с мистером Гудвином остаться здесь и поговорить с вами самими и с вашей прислугой, дабы поставить все точки над «i»?