— Понимаю.
Элейн подошла к окну, продолжая перекладывать статуэтку из руки в руку. Я встал рядом, и мы устремили взоры на расстилавшийся перед нами Куинс.
— Когда-нибудь, — заметил я, — все это станет твоим.
— Золото ты мое, — отозвалась она. — Должна поблагодарить тебя за превосходный вечер.
— Тебе не за что благодарить меня.
— Нет, я в самом деле очень тебе обязана: оставаться взаперти было выше моих сил. К тому же я просто роскошно провела время.
— Как и я.
— Я так признательна, что ты показал мне «Пари Грин» и «Грогана», раньше ты никогда не пускал меня в свой мир.
— Для меня это был не менее замечательный вечер, — признался я. — Да и приятно показаться на людях с такой очаровательной женщиной под руку.
— Я не очаровательная женщина.
— Ты чертовски очаровательна, или просто на комплимент напрашиваешься? Нужно себя правильно оценивать.
— Нет, я понимаю, что отнюдь не дурнушка, — сказала она. — Но и, разумеется, далеко не красавица.
— Давай, давай, скромничай!.. А как бы иначе ты стала владелицей стольких зданий на том берегу реки?
— Ну что ты, для этого совершенно необязательно выглядеть, как Элизабет Тзйлор, ты сам должен знать это. Нужно лишь, чтобы мужчинам хотелось провести с тобой время. Ну так вот, я раскрою секрет. Все дело — в психологии.
— В чем бы то ни было.
Элейн отвернулась от окна и осторожно поставила бронзовую кошку на кофейный столик.
— А ты и в самом деле думаешь, что я красива? — тихо спросила она, стоя ко мне спиной.
— Я всегда так считал и считаю.
— Это так любезно с твоей стороны!..
— Я совсем не пытался сказать любезность — просто...
— Да нет, я все понимаю.
Мы оба замолчали, и в комнате повисла глубокая тишина. В том фильме, который мы с Элейн смотрели, был подобный момент, когда музыка замолкла и никаких звуков не было слышно — я заметил, что это усиливало ощущение напряженности.
— Мне нужно взять рисунок, — прервал я паузу.
— Да, — ответила Элейн. — Я только заверну его во что-нибудь, чтобы не испачкался. Подожди секундочку, ладно?
Она отправилась в туалет, а я остановился посреди комнаты, разглядывая портрет Джеймса Лео Мотли работы Рэя Галиндеса и пытаясь разгадать выражение его глаз. Большого смысла в этом не было, так как передо мной был все-таки портрет, а не фотография; к тому же даже у настоящего Мотли глаза были тусклые и совершенно невыразительные.
Неожиданно для самого себя я стал размышлять о том, что он делает в этот момент. Наверное, спрятался в каком-нибудь заброшенном здании и сидит, посасывая треснутую трубку. А может быть, он поселился у какой-нибудь женщины и теперь истязает ее, забирает все деньги, убеждая ее в том, что в этом и состоит ее счастье. А может, сшибает деньги в подпольных притонах Атлантик-Сити. Или загорает на пляжах Майами.