– Конечно, – буркнул Фрол и, стиснув протянутую руку бригадира, выбежал из дома. Влад подошел к окну, проводил взглядом умчавшийся прочь внедорожник, сел за стол, пожевал немного, без особого аппетита, выпил чай, вернулся в комнату, скосил равнодушный взгляд на телевизор, взял с книжной полки первую попавшуюся книгу – ею оказался донельзя потрепаный автобиографический «Бабий Яр» Анатолия Кузнецова. Лег на диван, открыл первую страницу и незаметно для себя погрузился в чтение, повествующее о стремной жизни безбашенного подростка в оккупированном фашистами Киеве. Лишь время от времени отвлекался на прикуривание новой сигареты, стряхивание пепла в тарелку и раздавливание сгоревшего до фильтра хабарика. Невского так захватил простой, на первый взгляд, сюжет, что он не заметил, как наступил вечер и за окнами опустились сумерки. Когда расплывающиеся перед глазами буквы стали почти не различимы, пришлось встать, задернуть шторы и включить лампочку.
Уснул Влад глубокой ночью, прочитав роман от корки до корки и находясь под сильным впечатлением от него. Ему снилось, как краснорожий немец, напевая «Хорст Вессель», крутит колбасу из мяса сдохшей лошади, как он сам, доведенный голодом до одури, ползая на карачках, в лютый мороз голыми руками копает мерзлую землю, пытаясь отыскать в заснеженном бескрайнем поле хоть одну картошину, как летом с трудом находит в пересохшей земле единственного червяка, как, держа удочку, сбивая ноги, почти бежит по берегу Дона вслед за быстро плывущим по течению поплавком, наконец выхватывает из реки глубоко заглотившего крючок окуня и, трясясь от возбуждения, выдирает его вместе с кровью и жабрами, едва не плача от того, что драгоценный червяк безнадежно испорчен. Никогда еще прочитанная книга не оказывала на Влада такое сильное впечатление и не заставляла столь реально, в деталях, ощущать себя на месте главного героя.
То ли роман так странно подействовал на подсознание Невского, то ли просто пришлось к месту упоминание о некогда столь любимой им в далеком детстве рыбной ловле, но первое, что сделал Влад, проснувшись ранним утром с гулко стучащим в груди сердцем, это стал искать рыболовные снасти. Ведь Медведь говорил, что после смерти стариков приезжает в деревню исключительно порыбачить. Так, может, он и причиндалы хранит тут же?
Снасти – грубые, старые, явно оставшиеся от почившего в бозе бывшего хозяина – обнаружились в углу сеней. Две оснащенные толстой леской бамбуковые поплавочные удочки, металлический спиннинг с допотопной катушкой, затхлый армейский вещмешок и деревянная коробка со всякими разными мелочами, от ржавых крючков и пожелтевших от старости поплавков из гусиного пера до свинцовых грузиков и сгнившей лески. Все это наследство царя Гороха, не идущее ни в какое сравнение с современными фирменными снастями, можно было, не моргнув глазом, отнести в мусорную кучу за баней, но желание Рэмбо во что бы то ни стало порыбачить оказалось сильнее и всю следующую половину дня, позабыв о запаздывающем Фроле, он провел в кропотливом ковырянии и в конце концов наладил одну более-менее пригодную для ловли удочку. Еще час ушел на копание банки червей. И лишь перед самым выходом на озеро Невский набрал номер телефона тормозящего сверх всех договоренностей телохранителя. Но вместо Дениса ему ответил записанный на компьютер женский голос сетевого диспетчера, сообщивший, что вызываемый абонент временно недоступен. Это было странно, но почему-то не слишком насторожило охваченного рыболовной страстью Влада. Мало ли что могло случиться? Больной ребенок – дело серьезное. В общем, уходя, Рэмбо со спокойной душой чирканул Фролу записку, сунул за пояс пистолет, запер дом, воткнул обрывок бумаги в щель между дверью и косяком, и, закинув на плечо вещмешок, отправился к озеру, в сторону леса, из-за теплой зимы раньше обычного начавшего покрываться первой зеленью.