Кирилл расстилал на деревянном настиле свою телогрейку, Тамара удобно устраивалась на ней, облокачивалась спиной о своего кавалера и начинала с нетерпением дожидаться момента, когда он прекратит трепать языком о развеселой жизни в Москве и примется ласкать губалш ей ухо и шею…
Кажется, ничего и не изменилось. И даже хорошо, что не надо было теперь отбывать два часа в видеосалоне, потом до седьмого пота колбаситься на дискотеке — эти мероприятия Тамару никогда не прельщали. Главное: она была рядом с Кириллом. И еще: условие, поставленное дядей Игнатом, было соблюдено — каждый вечер в девять часов его племянница пунктуально являлась домой. А чем она там занималась в дальнейшем, — какая, собственно, разница? Ведь дядя не оставлял указаний на этот счет.
Стараясь лишний раз не искушать судьбу, Тамара ограничилась подхалимской улыбочкой («Здрасте, Светлана Петровна. Удачно доехали?»), разве что не присела при этом в книксен, и поспешила убраться к себе на чердак. «Лучше пожертвовать сегодняшним днем, — решила она. — Добровольно отсидеть его в комнате с тем, чтобы вечером иметь повод выйти на улицу. («Я же сегодня еще не выходила на воздух. Неужели нельзя посидеть возле дома?») Вряд ли поможет, но все-таки какой-никакой шанс провести сегодняшнюю ночь на крыльце. Вот было бы классно провернуть это под самым носом у домоправительницы!»
Почти полтора часа Тамара проскучала у себя в комнатушке, напряженно вслушиваясь в шорохи и приглушенные голоса, доносившиеся снизу. Почти полтора часа… но вот ступеньки ведущей на чердак лестницы заскрипели, и в дверях нарисовалась слоновья туша домоправительницы.
— Мне надо с тобой серьезно поговорить. — Фрекен Бок выглядела совершенно убитой, и Тамара впервые отметила, что толстокожей домоправительнице, оказывается, тоже не всегда удается удерживать эмоции внутри себя. — Только что моя мама рассказала мне, где Игнат на самом деле обварил себе спину и грудь.
— «На самом деле»? — не смогла перебороть любопытства Тамара. — Интересно, а как он объяснил это вам?
Как ни странно, толстуха не стала из этого делать секрета.
— Сказал, что ошпарился в душе. — Она присела на краешек «кресла» и уткнулась потерянным взглядом в носки своих тапочек. — В Москве, в гостинице, из душа будто бы неожиданно хлынул крутой кипяток. Он говорил так убедительно, что я ему поверила, — вздохнула Светлана Петровна, и Тамаре стало ее немножечко жаль. — Даже настаивала, чтобы он подал в суд на эту гостиницу.
— Если бы он, и правда, обварился в Москве, то как бы мог после этого здесь, в деревне, париться в бане вместе с Петром Тимофеевичем?