Однако сплочение оказалось мнимым. Князья, прибывшие на Калку с дружинами и ратным ополчением, вновь не смогли поделить верховную власть. Результатом этого оказался разгром, тяжелый и страшный. И повторилось все сызнова: и первоначальный лихой наскок русской конницы вкупе с половецкими ордами, и притворное отступление монголов, и жуткое побоище. В эпилоге тоже было по-прежнему, включая пир победителей на досках, под которыми слабо стонали, а потом затихли пленные русские князья.
Изменение было лишь одно. На сей раз под досками не лежали черниговские, новгород-северские и переяславские князья, зато их места заняли те, кого не было тогда, – Владимир Рюрикович Смоленский, девятнадцатилетний правитель Владимиро-Волынского княжества Даниил Романович и… сам Мстислав Мстиславич Удатный вместе со старшим сыном киевского князя Святославом.
Почему так произошло? В тот раз, за счет того что дружин было намного больше, те же Смоляне успели построиться и им удалось во главе со своим князем уйти за Днепр. В этот раз лихой наскок Мстислава Удатного и его зятя Даниила был отбит слишком быстро.
По той же причине они не успели убежать и сами. Кольцо монголов было чересчур плотным, и почти никто не успел переправиться через реку.
С Мстиславом Романовичем получилось хрестоматийно. Поддавшись на ложные обещания, он покинул свои укрепления на противоположном берегу Калки, после чего монголы нарушили свое слово и устроили жестокую резню, во время которой погибли все киевляне.
Погибли и братья из Турово-Пинской земли, князья-изгои Владимир и Ростислав Глебовичи, погибли… Впрочем, проще перечислить тех князей, которые остались в живых. Таковых оказалось всего два.
Ростислав Мстиславич, один из двух сыновей киевского князя, был оглушен и лежал бездыханным. Монголы, посчитав его за убитого, содрали с бесчувственного тела бронь и дорогие одежды и оставили лежать на поле брани. Пришел он в себя лишь ночью, постанывая, кое-как поднялся на ноги и побрел на запад, встречая по пути таких же бедолаг, как и он сам.
А первым в Киев прибыл Ярослав Всеволодович. Быстрый конь и верный Кулека спасли его, вынеся из сечи одним из первых. Правда, к тому времени князь успел получить столько ран, что дружинник и не чаял довезти его живым. Сам же князь, поминутно кусая губы от боли, то и дело впадал в беспамятство, но каждый раз упрямо возвращался из туманного белесого небытия. Помогала ему в этом ненависть.
«Доберусь до Киева, приговорю рязанца проклятого, погляжу, как он подыхает, а уж после и самому помереть можно», – зло скрипел он зубами.