Во-вторых, по здравом размышлении, неоткуда было взяться в женском монастыре и дюжим мужикам-монахам.
Опять же сам Костя до сих пор не оправился от раны. Если он, как это непременно положено в таких случаях, возьмет свою любимую на руки, то скорее всего сразу ее и выронит прямо в осеннюю грязь.
«Нет, даже не так, – тут же поправил себя изобретатель. – Он еще и сам растянется рядышком, и в результате у него, чего доброго, вскроется рана. Получится, что на руках понесут его самого».
Тут Минька даже весело хихикнул, представив себе на миг, как они уходят из монастыря, а впереди, нежно держа на руках драгоценную ношу – любимого князя, гордо шествует… княгиня Ростислава.
Однако короткое веселье тут же сменилось унынием. И какого лешего он так усиленно просился в эту поездку? Ведь сам так до конца и не оклемался после полученной при взрыве бутыли с нитроглицерином тяжелейшей контузии – просто повезло, что в этот миг он находился не совсем рядом, а когда терем взлетел на воздух, то его не придавило обломками, а просто оглушило. На его долю выпала редкостная удача – первое из дубовых бревен, что рухнуло на него, застряло прямо над его телом, перегородив дорогу всем остальным. Нет же, поперся.
Хотя тут изобретатель лукавил. Знал он зачем. Потренироваться захотелось. Чтоб потом, если понадобиться, у него самого с Доброг… ну неважно. Словом, чтоб не было осечек. Вот только место для репетиции выбрал неудачно. Явно не те актеры и не тот театральный реквизит.
Впрочем, и сам князь отправился в дорогу, не до конца залечив свою рану. Кстати, ему, можно сказать, тоже повезло. Если бы не лекарь Мойша, оказавшийся подле него в самые первые минуты после полученного ранения, то кто знает. Во всяком случае Юрко, ох нет, Юрий Алексеевич по секрету поведал Миньке, что Константин Володимерович уже и не дышал, когда Мойша принялся хлопотать над его телом.
– Слушай, это получается, что у тебя клиническая смерть была? – не утерпев, спросил Минька у друга, когда они уже плыли к Новгороду.
О таком вообще-то спрашивать было не совсем прилично и в иной ситуации Минька никогда бы об этом не заикнулся, но уж очень утомительно было бездельничать, сидя в ладье. Любоваться окрестностями он быстро устал, грести веслами – еще быстрее, набив с непривычки в первые же полчаса здоровенные водяные мозоли. Оставалось только поболтать на досуге. А с кем это лучше всего сделать, как не с князем. С ним, кстати, можно и не обращать внимания на собственную речь. Если и вырвется какое-нибудь мудреное словечко из лексикона XX века – не беда. Костя все поймет.