Ольга тут же насупилась, и лицо Николая стало несчастным.
– Ты знаешь, что я хотел тебе сказать.
– А ты знаешь, что я тебе отвечу, – передернула плечами Ольга.
– Но почему, почему?! – воскликнул он.
– Ты и это знаешь.
– Оля, ну… ну глупо упрекать меня за то, что я не погиб! Глупо, пойми! – отчаянно воскликнул Николай. – И жестоко! Ну кончились у меня боеприпасы в тот момент, потому я и пошел на посадку. Ты что, хотела, чтобы я таран совершил, да? Сам бы погиб, машину загубил бы. А чего бы добился? Все равно тот гад уже отбомбился к тому времени. И я ничего не успел бы, не остановил бы его! А даже если остановил бы одного, их же еще больше десяти было! Всех не собьешь… Но ты заметь, мы с тех пор многому научились. Уже не допускали таких бомбежек, как та, в ноябре 41-го. Уже полтора года с тех пор прошло, а ничего подобного не случалось. Мы знаешь как стараемся! Мы же понимаем, что охраняем город, семьи, своих любимых… Я всегда думаю, когда иду в полет, что лечу охранять тебя. Ты понимаешь?
Ольга отпрянула в то мгновение, когда рука Николая уже коснулась ее руки.
– Да что ты от меня шарахаешься, как от прокаженного? – воскликнул он, мгновенно приходя в бешенство.
Ольга снова отшатнулась, теперь уже испуганно.
– Прости, Оленька, прости меня, – забормотал он, моментально усмиренный ее страхом. – Я не хотел тебя пугать. Но я измучился, ты должна это понять, ты меня измучила…
– Коля, есть очень простой рецепт от твоих мучений, – сказала Ольга тихо. – Просто не приходи больше. Не будешь видеть меня – и легче станет. С глаз долой – из сердца вон.
– Я пытался, ты же знаешь! – выкрикнул Николай. – Я почти год не появлялся, но не смог тебя забыть. Я не могу без тебя…
– Попытайся еще год не появляться, может, получится, – резко перебила Ольга и попыталась обойти Монахина, но он расставил руки и загородил подворотню.
– Ну а если я погибну? – спросил тоскливо. – Ты будешь обо мне горевать?
Ольга молчала, водя носком ботиночка по слюдяному кружеву, оторочившему сугроб, наметенный у стены.
– Колька, я только сейчас поняла, какой дрянью ты меня считаешь, – пробормотала она вдруг. – Это ужасно, все, что ты обо мне думаешь. Не смей думать, будто я желаю тебе смерти! Не смей думать, будто я не хочу быть с тобой из-за того случая, из-за того кошмара на Лензаводе! Там был один миг… один страшный миг, а потом… Знаешь, сколько всего я повидала с тех пор? Сколько смертей? Сколько пережила? Сколько раз умирала от ужаса, думая, что вот сейчас для меня все закончится? Что я усну страшным сном – и не проснусь никогда, никогда, и этот кошмар – смерть – останется со мной навсегда? Я никому не желаю гибели, я всем желаю только жизни! Не смей думать, будто я тебя осуждаю за то, что ты хочешь жить, а умирать не хочешь! Слышишь? Не смей! Я хочу, чтобы ты жил, хочу, чтобы ты был счастлив!