Она так разволновалась, что даже стукнула Николая кулаком по груди. Она просто забыла, что трогать его нельзя, что ее прикосновения мигом лишают его разума. В ту же минуту она была схвачена в такие крепкие объятия, что шевельнуться не могла, стиснутая, прижатая к его колючей шинели.
Портфель вылетел из ее рук и упал.
– Я не могу быть счастлив без тебя, – бормотал Николай. – Ты хочешь, чтобы я был счастлив, но мне для этого нужна ты, только ты!
У Ольги перехватило дыхание от ярости. И ярость придала ей силы.
Она извернулась, высвободила руки, уперлась ими в грудь Николая и оттолкнула его, да так, что он с трудом удержался на ногах.
– Я нужна тебе? Но ты не нужен мне! – прошипела, отскакивая. – Я не желаю тебе смерти, я желаю тебе счастья, но – без меня! Все, что было между нами, прошло, давно прошло! Все кончилось тогда, в 38-м, когда я пошла в военкомат, а ты уехал в Одессу. Пойми, я не собираюсь тебе мстить за то, что ты уехал, не сказав, куда. Я злилась, да, правда, но теперь… теперь мне просто все равно, есть ты или нет, жив ты или мертв. Я понимаю, это звучит страшно, жестоко, страшно жестоко. Извини. Или не извиняй, как хочешь. Я должна была тебе это сказать. Теперь-то ты понимаешь, что не нужно тратить на меня свою жизнь?
Глаза Николая погасли, словно и правда уже помертвели. «Не надо было такого говорить, – подумала Ольга, – но слово, как известно, не воробей… И нужно же было наконец покончить с этим».
– Да, – холодно сказал Николай, – я понимаю. Все понимаю. Я не дурак. Когда женщина отвергает одного мужчину, значит, у нее есть кто-то другой.
– Какой другой, ты что? – воскликнула Ольга.
– Не старайся изображать возмущение, у тебя плохо получается, – криво усмехнулся Николай, поглубже надвигая на лоб фуражку, словно хотел под тенью козырька скрыть свое искаженное лицо. – Я знаю, кто он. Знаю! Тот раненый… как его, Петр, что ли… забыл фамилию… мне говорила твоя тетя. Один из тех, кого ты привезла летом. Один из тех, с вашего парохода, кто остался в живых. Он настоящий герой, да? Он что делал? Бросался с бутылкой-зажигалкой на танк? Или закрывал грудью пулеметный дзот? Или шел на фашистов с поднятыми руками, зажав в зубах чеку от гранаты? Нет, он ничего такого точно не делал, ведь он еще жив… Почему же ты любишь его – живого, а меня можешь любить только мертвого?!
– Коля, да при чем тут Петр? Я ведь только что говорила тебе!.. – закричала Ольга, чуть не зарыдав от бессилия объяснить, но было уже поздно: Николай резко повернулся и выскочил из подворотни. Эхо его торопливых шагов – и тишина.