– Ну, вот, – беспечно проговорил Охтин, откладывая ручку и неодобрительно осматривая пальцы, конечно же, испачканные чернилами: он пачкал их всегда и всюду, как если бы так и остался на всю жизнь гимназическим приготовишкой. – Надеюсь, этого довольно, унтер-офицер? Да, кстати, без промедления, организуй-ка самоварчик, вдруг чаек потребуется. Только крутого кипятку не заводи, очень тебя прошу. А мы пойдем в гляделки поиграем с господином Смольниковым. Извините, я глупо пошутил, мадемуазель, есть у меня такой недостаток, склонность к дурацким шуткам. Кстати, как вас звать-величать прикажете?
– Имя мое я скажу только господину Смольникову, – дрожащим голосом выговорила барышня, и Охтин ощутил, что не только голос ее – вся она дрожит так, что даже воздух, ее окружающий, чудится, колеблется.
Да. С ней и впрямь что-то неладно… В отличие от простодушного «фабриканта» Шулягина агент Охтин никогда не оставлял без внимания даже чуть слышного шепотка своего внутреннего голоса, а тут он уже не просто шептал, а криком, можно сказать, кричал, надрывался. Унтер Началов вполне мог и не предостерегать – Охтин и сам давно был настороже, как пес, почуявший опасность.
Он шел, пропустив барышню вперед на полшага, якобы из вежливости, а сам сосредоточенным взглядом – сугубо деловым! – обшаривал ее фигуру. Началов, конечно, таращился вслед, готовый в любую минуту броситься на помощь. И, лишь только они свернут за угол, он начнет гоношить самоварчик …
Интересно бы знать, что это она так за муфту держится? Как утопающий – за спасательный круг! А муфта… Конечно, Охтин мало что понимал в дамских штучках и, не будь он столь насторожен, ничего неладного не заметил бы, а между тем вот странно: обычно дамы делают муфту из того же меха, что и шапочка, и воротничок на жакете или сам жакет, а здесь шапочка и воротник из серой мерлушки, муфта же черная, тяжелая, мутоновая, порядочно вытертая и совершенно к прочей одежде не подходящая. И она очень большая.
А и впрямь, не последовать ли совету Началова, не обыскать ли барышню?
Нет, вдруг Охтин и унтер ошиблись, тогда позору не оберешься. Лучше ушки держать на макушке. В случае чего с этой барышней он справится запросто, девчонка и пикнуть не успеет, как будет скручена.
– Прошу вас, сюда войдите, – приоткрыл он дверь кабинета. – Я сию минуту попрошу его благородие к вам зайти. Вы ведь, наверное, не хотели бы появляться в приемной?
Барышня кивнула, но Охтину показалось, что она вряд ли услышала, что ей сказали, так была напряжена.
Он ободряюще улыбнулся, вышел, нарочно громко затопал по коридору, удаляясь, и тут же увидел готовый