– Ты еще не забыл меня? – охрипшим вдруг голосом спрашивает Кацинский.
– Не забыл! – ответ звучит твердо. – Почему не заходил раньше?
– Раньше? До того, как окончательно спился? Ты это хочешь спросить? А ты не задумывался, почему я спился?
– Не сложилась жизнь, – медленно говорит Земба. – Что ж, это случается.
– Дело не только в том. Я остался один. И не устоял… А вы тем временем шли в гору. Между нами образовалась пропасть. Я перескочить через нее не смог, а вы не захотели. Протяни тогда кто-нибудь из вас мне руку, не из жалости, а просто по-человечески, по-дружески, и возможно, я бы удержался, но вы жили в другом мире. Знакомства, связи, положение – вот что принималось у вас в расчет. Я нуждался в дружеском участии, получил же милостыню: один позвонил – устроил на работу, второй – помог получить пенсию. Вот и все, чем вы помогли тогда давнему своему товарищу, оказавшемуся в беде…
Земба молчит.
– Может, ты и прав… – говорит он неуверенно. – От меня ты чего-нибудь ждал?
– Ждал. Не для себя. Мне много не надо, – в голосе нотка иронии. – Кружка пива, рюмка водки. А на это у меня хватит – коньяк можешь спрятать.
Майор воспринимает эту иронию как пощечину. «Ну что ж, заслужил», – думает он про себя.
– Ну так говори, чего ты хочешь?
– Ты вот другой раз произносишь с трибун речи. Смотрите, мол, как у нас: тишь, гладь да божья благодать. А если по совести… В одном доме со мной на Ясминовой живет девчушка. Одна воспитывает брата… Врубль ее фамилия. Дочка старого Врубля. Может, ты его помнишь?
Земба кивает головой. Да, он его помнит. Это один из первых поселенцев. Слесарь. Мастером золотые руки звали его на фабрике, когда ее восстанавливали из руин.
– Это ведь он тогда с каким-то парнем – забыл его фамилию – задержал бандюг, пытавшихся тайком вывезти с фабрики оборудование. Потом я как-то потерял его из виду… Говорили, будто вместе с женой он погиб в железнодорожной катастрофе… Это так?
– Так. После их гибели осталось трое детей. Никто даже пальцем о палец не ударил, чтобы им помочь. Сами выкарабкивались. Старший в прошлом году утонул, – медленно говорит Кацинский. – Девчонка работает в магазине. О ней говорят «сумасшедшая»… и потому только, что она никак не может смириться со смертью брата и хочет дознаться, отчего и как он погиб. Сама тихая, скромная, сроду никому зла не сделала. А вот поди ж ты, сегодня на нее ни с того ни с сего напали два каких-то негодяя. Избили. Я хотел было вступиться, да какой теперь из меня заступник… Ткнули раз – я и на мостовой. А они убежали. Но одного я все-таки приметил. Живет тут неподалеку. Длинный такой с белобрысыми патлами. Ездит на «фиате».