Швед растерянно посмотрел на капитана. И, встретившись с ним глазами, увидел, как у того расширяются зрачки… И тут же в голове молнией пронеслась догадка.
– Хранитель?! – простонал он. – Как же я мог забыть об этой твари!
Герман затаил дыхание, прислушиваясь. Он боялся поверить себе, говорят же, что у человека, который долгое время находится в закрытом помещении, могут начаться галлюцинации. Неужели это случилось и с ним? Но если это галлюцинация, то почему все так похоже на правду? Да он руку даст на отсечение, что действительно слышал звук, которого никогда прежде не слышал. Такой, как… Господи, сразу и не опишешь. Вот если бы он был режиссером фильма, то использовал бы нечто похожее для озвучивания процесса… измельчения зерна в муку. Вот, точно! Огромное колесо жернова ворочается и перетирает все, что под ним находится. Скрип, скрежет, грохот и пронзительный шорох одновременно.
Герман вскочил, словно его подбросило. Да ведь это камень трется о камень! Это же, может, проход открывается! Такой же, как тот, через который он попал сюда, в подземелье.
Забыв о кроссовках и мокрых брюках, которые так и остались лежать на полу, Герман бросился бежать. Спотыкаясь в темноте и чертыхаясь, он все бежал и бежал вперед, туда, где люди, которые могут вывести его из ловушки. Главное – успеть, пока они не исчезли. Вот черт, не понесла бы его нелегкая в этот тупик, из которого теперь приходится выбираться, наверняка бы уже встретился со своими спасителями!
Неожиданно – в этом дурацком месте все почему-то случалось неожиданно – Герман увидел, как в том конце тоннеля, откуда он только что прибежал, мигнул, а потом устойчиво загорелся свет. Да-да, самый настоящий свет. Яркий, теплый, манящий и такой желанный, он залил всю центральную галерею, и при виде этого зрелища Герман чуть не взвыл от досады. Господи, ну почему все случается так не вовремя, почему он всегда оказывается там, где хуже? Почему все хлебные и денежные места достаются другим?
Бежать босиком было холодно и неприятно, но Герман старался об этом не думать, какой толк, если все равно ничего не изменить? Ну ссадит он ноги в кровь, ну простудится, пусть, главное, чтобы лечение проходило там, наверху! Где солнышко, где тепло и сухо…
Голоса Герман услышал в тот момент, когда уже и не чаял увидеть своих спасителей. Задыхаясь, проклиная свою лень и, как следствие пренебрежения тренировками, – отсутствие «дыхалки», он, не добежав каких-то тридцать, а может, и всего-то двадцать метров до выхода, споткнулся и упал. Понимая, что подняться на ноги сил не хватит, он все-таки попытался приподняться… и тяжело закашлялся. Приступ кашля, долгий и изнурительный, отнял у него последние остатки сил. Когда же он, собрав всю волю в кулак, заставил себя стать на четвереньки, надсадный кашель перешел в рвоту. Пустой желудок не мог ничего отдать, кроме желчи, но от этого было не легче. Герману казалось, что его сейчас просто вывернет наизнанку.