Дурень, говорил я себе, да если ты здесь минуешь засаду, то уж там всенепременнейше на нее нарвешься. И отвечал себе же – так что тогда, все уже вычерченные планы, весь мой труд пойдет коту под хвост? Дурень, говорил я, кой прок армии и государю от твоего мертвого тела на виселице? Выбираться из города надо, вот что, а там уж и восстановить все по памяти. Дурень, тут же отвечал я себе, похвалит тебя государь за неверные планы, жди!
Получалось: куда ни кинь, все – клин. И в таких пререканиях с самим собой я как-то незаметно пригрелся на старом тюфяке и, кажется, задремал… Во всяком случае, когда я опомнился, за окном уже было темно, а в доме – на удивление тихо.
Я прикинул – вряд ли я проспал долго. Значит, в рижских веселых домах ложатся спать на редкость рано. Тоже неплохо – никому на глаза не попадусь.
Я прихватил костыль – должно быть, здешней старухи-стряпухи, надо бы его как-то вернуть… – и благополучно спустился с чердака на третий этаж. Подождал для верности, столь же тихо прошел по лестнице до самых входных дверей. Внизу пахло жареной рыбой… аж слюнки потекли… Но вот обе двери – и на Сапожную улицу, и во дворик – были крепко заперты, не только на засов, но и на замок.
Это было уж вовсе странно. От каких воров оберегаться в столь веселом доме?
Я поднялся на второй этаж и присел в амбразуре окошка, выходившего во двор. Насколько я мог разглядеть, сбитые днем ворота уже стояли на месте. Трудно будет выбираться, подумал я, то-то шуму подниму!
Конечно, был и такой выход – поскрестись в любую дверь из выходящих в коридор, разбудить одну из девиц и слезно умолять ее выпустить меня на волю. Но уж больно соблазнительным казался такой разговор в темном коридоре с полуодетой и столь доступной светлоглазой беляночкой. Я помотал головой, отгоняя от себя зримо возникшее наваждение. Конечно, если вынесет нечистая сила на этакую Венус, я, понятное дело, не посрамлю чести неустрашимого Боурова полка… Но уж лучше бы не выносило.
В конце коридора светился сероватый квадрат. Вот от этого окна было больше прока, чем от амурных затей. Насколько я мог понять, оно смотрело в проулочек возле старых монастырских ворот. Я прихватил костыль и на цыпочках медленно-медленно двинулся по коридору к окну. Тут и покарал меня Господь…
Дверь слева заскрипела. Я так и замер на одной ноге. Встала мгновенным видением перед глазами Венус с влажными алыми губами и исчезла, а там, где бы ей полагалось быть, явилась маленькая старушонка в длинной серой рубахе и с плошкой в руке. Она глядела себе под ноги и, не успел я отшатнуться, налетела на меня. Тут мы шарахнулись в разные стороны и воззрились друг на друга, не шевелясь.