– Смотри, каких они ходов нарыли! – повернулся ко мне Алешка, сверкая дерзкими синими глазами. – Жди теперь вылазки! Слушай, а если сбегаем, взглянем? Ну? Рискнем, Андрюшка? Или грудь в крестах, или голова в кустах!
Получив позволение, мы послали коней вперед. Шведы, понятно, сразу же обстреляли нас. Снег разлетался от копыт, когда мы виляли и вправо и влево, не соблюдая безопасного расстояния.
И с каждым тяжелым прыжком коня по глубокому снегу я был все ближе к тебе.
– Примечай!.. – кричал Алешка, а дальше я не расслышал за выстрелами. Приподнимался в стременах – напрасно! Не разглядеть мне было город за валом, только пять петухов, три повыше, два пониже. «Погибель сему проклятому месту!» – крикнул тогда государь, подкинув невысоко чугунное ядро и своими руками заложив его в ствол, все слышали. А для меня сейчас не было лучше места в мире, чем эти щербатые, узкие, гулкие, и в жару прохладные улочки, где мы с тобой говорили о нашей любви, чем влажный на заре серый камень стен того амбара, куда ты прибежала перед рассветом, помнишь?
И оставалось-то до тебя так немного!..
Я больше не мог без тебя. Добрые друзья и лихая походная жизнь – то, чего мне с избытком хватало восемь лет, – не веселили душу. Она просила иного. Не победных громов и фейерверков, на которые насмотрелся досыта, а тишины с тобой вдвоем, когда вместе будем глядеть в глубь твоего янтаря, а потом ты мне шепотом расскажешь все его тайны…
Вот без чего я тосковал. И тоска эта делалась все острее от сознания – вдруг ты погибнешь, и ничего этого уже не будет? Страшная, невозможная мысль вспыхнула – уж если не жить с тобой вместе, так хоть умереть рядом! Я же с самого начала знал, что ни один из нас не переживет другого.
– Нет, нет, нет, нет! – уговаривал я себя, может статься, и вслух. – Искушенье дьявольское!
И услышал за спиной голос Алешки, порядком отставшего.
Я опять не разобрал, что он кричал, только подумал – вот Алешка и расскажет про эти чертовы апроши…
Словно поняв меня, добрый конь в струнку подо мной вытянулся, прыгнул туда, где твой дом, где далекое окошко, затянутое льдом, где ты бессильно опустилась прямо в шубке на постель и молча плачешь, а глаза твои, полные отчаяния, все ближе, ближе – вот они!..
– Осторожнее, бережнее, – слышал я голоса боевых своих товарищей, – на плащ его укладывай! Поднимай – да сразу же! Куда в палатку? Прямо к лекарю! Сдурели, окаянные? Мы лучше лекаря в палатку притащим…
Надо мной склонился растерянный Алешка.
– Кричал тебе, дураку, не лезь под пули! Вот беда…
Я соображал – как это ему удалось вытащить меня из-под огня? Что же, будет мне отныне названным братом… Только не доходило до разума – что это вокруг за суета? Неужто я так опасно ранен? Боли-то почитай что и нет. Ничего, не в первый раз пуля задевает, неделю или поболее отлежусь – и опять в седло. Конь-то мой цел ли?