И меч заблистал, отражая солнце.
Он вращался все быстрее и быстрее, и пропал из глаз, и на его месте осталась только серебристая сетка, напоминающая крылышки стрекозы. Станко чувствовал каждую свою мышцу; вся его горечь и досада выливалась в это бешеное вращение, и куст перед ним побледнел, почуяв, что его ждет.
— Не спастись! Не уйти! Все равно! Все равно!
Станко сделал выпад и нанес первый удар. Куст вздрогнул, две толстые ветки, отсеченные с маху, повалились в траву. Станко не поленился тут же отразить воображаемый удар врага, а потом напал снова, одним ударом снеся с куста верхушку. Жалобно сыпались листья; шипел воздух, рассекаемый сталью, да тяжело дышал Станко:
— Подходи! Ближе!
Он не знал уже, кого крошит — предателя Илияша или самого ненавистного князя. Куст раскачивался, неся ужасные потери, землю вокруг него устилали отрубленные ветки, но Станко не остановился, пока пот не залил ему глаза.
Тогда он опустил меч; в глазах его стояли злые слезы, на месте пышного, зеленого куста остался теперь жалкий обрубок.
— Все равно, — сказал он упрямо. — Доберусь и…
— Эй, парень!
Станко обернулся, будто его ужалили.
Рядом стоял Илияш — в одной руке мешок, в другой — окровавленная тушка зайца. Штаны его были по колено в росе, а голубые глаза сверкали довольно и проницательно. Станко сразу отвернулся, чтобы скрыть предательские слезы — и глупую счастливую ухмылку.
Илияш обошел куст кругом:
— Да уж… Знавал я одного брадобрея, так тот тоже любил… Обкорнать… За что ты его, парень?
Станко буркнул, не поднимая головы:
— Ты… где был?
Илияш, похваляясь, подбросил тушку:
— Косого изловил… Съем вот… Тебя угощу, быть может. Да и дорога здесь раздваивается, как у змеюки язык, разведать не лишне…
Станко не знал, чего ему больше хочется — съездить проводнику по носу или расцеловать его. Илияш подошел ближе, склонил голову к плечу, пытаясь заглянуть Станко в глаза:
— А ты что… Плохое что-то подумал, да?
Станко досадливо плюнул и пошел за своим мешком, но Илияш не отставал, тянулся следом, с интересом выспрашивая:
— Подумал? Нет, скажи, о чем ты подумал!
Глаза его буравили и насмехались, и Станко, красный как рак, сам стыдился теперь своих мыслей.
С возвращением Илияша к Станко, в свою очередь, вернулось душевное равновесие. Шагая вслед за проводником, он чувствовал себя легко и надежно, хотя нет-нет да и корил себя за мрачную подозрительность.
Илияш, похоже, тоже пребывал в добром состоянии духа, до ушей Станко доносилась то одна, то другая песенка:
— Ти-ри-ри, та-ра-ра…
Ми-илая, ми-илая,
нынче ночка дли-инная…