Ехали быстро, но часто и подолгу стояли – один раз часов шесть. Леса сменились степью, совсем такой же, как на восточном побережье Агатового моря, в междуречье. Там Глеб был в позапрошлом году. Огромные решетчатые мачты пересекали здешнюю степень ровными, в линейку, рядами, и несколько раз Глеб видел летящие низко над землей воздушные корабли. Что-то необыкновенно притягательное было в них… Что угнетало – так это деревни, города, станции. Не понять было, почему эти люди живут именно так. И – как они могут всю жизнь жить так… Алика спрашивать не стоило, Алик слишком нервничал, отвечая на подобные вопросы. Хотя и старался не показать, что нервничает.
В ресторане кормили не слишком вкусно, но сытно. Бутылочное пиво, которое подавали, было не то чтобы отвратительным, но почти безвкусным. Ладно, вот будем как-нибудь во Львове… – мечтательно сказал Алик. За соседним столиком услышали и стали рассказывать о львовском пиве. Под разговор, неожиданно ставший общим, они ушли.
Их вагон, понял постепенно Глеб, был первого класса. Здесь в каждом купе ехало по два человека, причем половина купе вообще пустовала. Но были вагоны, в которых купе были четырехместными – как тюремные каюты на судах «Проктор бразерз компании». И были вагоны, где вообще не было купе: сплошное обитаемое пространство. В них набито было человек по восемьдесят. Опять вспомнилось, как на вокзале: война, разруха, беженцы… Это просто впятеро дешевле, чем у нас, объяснил Алик. Вот и едут люди. Да, конечно, подумал Глеб, но до чего не многим приходится пользоваться этой скидкой…
Но в трюмах прокторовских судов тоже плавают многие, поправил он себя. А есть еще «Колин» – для самых бедных, где продают просто место на палубе…
Байкал, о котором Алик так много рассказывал, впечатления не произвел: вода и вода. Огромный ковер прибитых к берегу бревен… Берега могли бы быть красивыми, верно, но слишком уж безжалостно на них похозяйничали. Именно здесь, на берегу Байкала, Глебу впервые пришло в голову это слово: «безжалостность». На много лет вперед оно опередило его восприятие Старого мира… Да, этот мир был прежде безжалостен. И люди были прежде всего безжалостны. В первую очередь – к себе. Странно: они гордились этим…
В соседнем купе ехали два летчика. Двое суток они пили, потом выбрались в коридор – постоять у окна. Из их купе пахло, как из кабака.
– Хорошо, мы не курим, – сказал один из них Глебу. – А то бы как ахнуло…
Глеб с любопытством рассматривал людей, профессией которых было – летать. Повадками они походили на лихих лоцманов, проводящих суда между островами Эпифани. Эти люди умели делать то, чего не могли другие, и тень этого умения лежала на их лицах. Но в то же время это была их работа, проклятое ремесло, они «ломали» его за деньги – и это тоже лежало на их лицах.