Из берлинского гетто в новый мир (Либерман) - страница 27

Моя сестра Хинда, правда, осталась в живых, но была всю свою жизнь несчастной. Ее выдали замуж за человека, который ее возненавидел. Его буквально ей навязали. Комплекс неполноценности довершил дело: дескать, она в свои двадцать пять лет уже старая дева, к тому же нехороша собой, бесприданница и наверняка не найдет другого. К тому же перед ее глазами стояла болезнь моей самой старшей сестры.

У Хинды тоже была несчастная любовь. Она влюбилась в молодого парня, за которого ей не разрешили выйти замуж. Хотя он был одним из учеников отца. Но он уже пытался освободиться от религиозного послушания. Читал Шопенгауэра, Ницше, даже Вильгельма Вайтлинга. Вскоре он подверг сомнению многие догматы иудейского учения. Моему отцу доставляло удовольствие философствовать и спорить с этим одаренным молодым человеком порой все ночи напролет. Но как жених для дочери? Исключено! А между тем девушка и парень по-настоящему полюбили друг друга. Я могу засвидетельствовать это. Сегодня. Тогда я молчала и не мешала им. Однажды, вспоминаю я, они думали, что остались дома одни, и делали то, что делают муж и жена, если любовь еще горяча и никто не мешает. Я притворилась спящей.

В один прекрасный день отец вызвал этого парня: «Слушайте, молодой человек. Ницше сюда, Ницше туда. Со своей головой вы вправе делать, что вам вздумается. Вы можете вертеть ею как угодно. Даже сверху вниз. Это ваше дело. Но не кружите голову моей дочери. Прошу вас об этом. Еретика взять в зятья? Нет! И еще одно: кто будет кормить ваших детей? Ваш господин Ницше? Или господин Шопенгауэр? Или любовь заменяет хлеб? Нет-нет, молодой человек. Выбейте это у себя из головы! Шолом-алейхем и будьте здоровы!»

И все! Жаль. Он мне нравился. Из него могло что-нибудь выйти. Толковый парень. А какие глаза! Они всегда смеялись. А это было так приятно в нашем унылом доме.

Молодой человек ушел и уже никогда не возвращался. Хинда страдала много месяцев. Она заперлась в одной из комнат. Злилась на родителей, не хотела ничего есть. Голодная забастовка была самым любимым способом борьбы у нас, детей. Бастовать было нетрудно, но не помогало. Хинда была очень несчастной. Мои родители тоже. Но отказ жениху оставался в силе.

И тут, как будто его позвали, в дом пришел сват. Выбор на этот раз был невелик. Хинда слыла уже старой девой, была некрасивой, приданого не было. Жулик сват притворялся, что ему пришлось приложить много усилий, чтобы вообще найти жениха.

Хинда охотно отказалась бы от такого «счастья». Я это чувствовала. Хотя она была на десять лет старше меня, она бежала за мной, когда я украдкой шла в кино или в театр. Какая она была одинокая! И какая у нее была жажда жизни! Она много размышляла об утраченной любви, о неудавшейся жизни. Я ее жалела и охотно брала с собой. Но затем начались споры. Она делала шаг вперед и два назад. Однажды она рассказала родителям все и добавила к этому: «Кроме того, она якшается с парнями». С тех пор дружбе пришел конец. К тому же разница в возрасте между нами была слишком велика. Я предпочла взять под свое крыло Зуре, младшую сестру. Она была еще ребенком.