– Стойте!– крикнул Эрнольв.
Фьялли отскочили, держа оружие наготове на тот случай, если хозяева попробуют броситься на них.
– Слушайте меня, квитты!– крикнул Эрнольв. Тяжело дышащие защитники дома смотрели на него с изумлением, и он подумал, что страховидный образ на войне сослужит ему неплохую службу.– Я – Эрнольв сын Хравна, родич Торбранда, конунга фьяллей. Здесь сорок человек моей дружины и две сотни раудов из войска моего родича Ульвхедина ярла, сына Бьяртмара, конунга раудов. Вы храбро бились, и даже враги не упрекнут вас в недостатке доблести. Сложите оружие, и я обещаю каждому из вас жизнь и свободу. Вы сможете уйти, куда захотите.
– Что-то ты слишком добр для фьялля!– сказал Хальм.
– Ты – хозяин усадьбы? Кольбьерн?– тут же обратился к нему Эрнольв. Может, он и не был бы так добр, если бы ему не требовалось расположение Стролингов. Хотя бы то, какого можно добиться от побежденных противников.
– Кто здесь хозяин теперь, я не знаю,– отрывисто сказал Хальм.– Но я не Кольбьерн. Мое имя – Хальм сын Гудбранда. Кольбьерном звали моего брата, но его нынешней ночью убил Модвид Весло.
– Ты – его брат? У тебя был племянник по имени Эггбранд?
Хальм кивнул. Он не мог сообразить, откуда одноглазый фьялль знает Эггбранда, погибшего задолго до начала войны, но сейчас ему было не до удивления. Вокруг стояли четыре раненых хирдмана, и он подозревал, что в них пятерых и заключается ныне все, когда-то бывшее могучим и многочисленным родом Стролингов.
– Посмотри.– Фьялль вынул из-под ворота рубахи маленький золотой полумесяц.– У Эггбранда должен был быть такой амулет. Недавно, он нашел его летом. Ты видел у него такой? Где он сейчас? Его с ним похоронили? Или его взял кто-то другой?
Эрнольв задавал вопросы, не в силах дождаться хоть одного ответа. Хальм мерно качал головой. Если бы у него еще остались силы, он удивился бы: выходило, что фьялли пошли в поход ради какой-то жалкой обрубленной бляшки весом с гусиное перо.
– Я не помню такого амулета. Ни у Эггбранда, ни у кого-то другого,– ответил он на все сразу.
– Этого не может быть!– в раздражении крикнул Эрнольв.– Он должен быть у Эггбранда! Я это знаю наверняка!
– Значит, ты знаешь больше меня,– устало ответил Хальм. В его душе сейчас не было ни страха, ни боли. Одно бесконечное равнодушие, потому что человеку, потерявшему свой род, больше не о чем беспокоиться и незачем жить.
– Я знаю, я!– вдруг вскрикнул один из хирдманов, молодой парень, жавшийся к плечу Хальма и сжимавший в опущенной руке рукоять секиры. На лбу его краснела большая ссадина, возле ног валялся разрубленный щит.