– Не надо, умоляю, не надо!!! – Спотыкаясь о гряды, к ним бежала Алена.
Опомнившись, Севергин немного ослабил хватку, отпустил Квита.
– Ты еще об этом пожалеешь! – прошипел ему на ухо Квит, барахтаясь в жирном черноземе, и почти ласково улыбнулся Алене.
– Мы пошутили... «Бей, бей, только гитару не трожь!» Айда, Егор, на Забыть купаться. – Квит сплюнул набившуюся в рот землю и встал, отряхиваясь и тяжело сопя.
– Иди в дом, простудишься, – крикнул Севергин жене и звонко похлопал Квита по плечу.
Алена потерянно побрела к дому.
– Ты, тварь, совсем озверел? Чего ты лезешь не в свое дело? – с напором прошипел Квит.
– Оставь ее! – с угрозой прошептал Севергин.
– Ну ты и павлин! А я-то думаю, что ты каждую ночь в Москву летаешь? Жена-то наверняка ничего не знает...
– Не твое дело.
– А вот об этой ночке ты пожалеешь, – скривился Квит. – Ой как пожалеешь! Суши сухари, павлин...
Дойдя до Забыти, Севергин окунулся с головой, смывая землю с коротких светлых волос. Эта река с детства качала его на своих ладонях, утешала и давала силы. Он быстро успокоился и теперь думал, как солгать жене, чтобы было похоже на правду.
Едва оставшись один, Квит достал из своего плоского чемоданчика резиновые перчатки, облачился в них, как хирург. Потом он вынул из пояса брюк маленький белый пакетик, из кармана «дипломата» выудил моток скотча и перочинный нож. Он без скрипа отворил гараж Севергина, где стоял замурзанный «Москвич» хозяина, и аккуратно приклеил пакетик на днище багажника.
– Ты эту ночь навсегда запомнишь... Павлин! – бормотал он разбитыми губами.
Через полчаса Севергин вернулся с реки.
В избяных потемках, среди скомканных половиц белела рубаха Алены. Сквозь закушенные губы сочился едва слышный стон. Упав на колени, Егор заглянул в ее налитые всклень глаза:
– Что с тобой, Аленушка? Тебе плохо?
– В город вези... Скорее...
Егор опрометью бросился в гараж, завел машину, уложил жену на заднее сиденье, обложил подушками и погнал по ночному шоссе в Сосенцы.
– Ты мне изменил? – прошелестели у него за спиной омертвелые губы. – Изменил? Да?
Он молчал, страшась обернуться.
* * *
Едва выйдя на вольный воздух, Тит снял с плеч сундук и ничком упал в мокрую от предутренней росы траву. Он дышал мерно и глубоко, захватывая частицы земли мощными легкими, и этот сырой, земляной дух мешался с запахом пьяного счастья и свободы. Едва отдышавшись, он стянул с себя брезентовую штормовку, высыпал туда все сокровища из ларца, связал узлом и спрятал на животе под подрясником, прижав широким поясом. Пустой ларец он раздавил ударом тяжелого ботинка и забросил обломки в заросли шиповника.