- Проблемы, Гоша? - из темной глубины оплота нетрадиционной любви раздался знакомый голос Годунова.
- Нет проблем! - ответил я вместо Гоши.
- Леха, проходи…
Гоша переместил свое двухметровое тело в сторону, и я вошел в гнездилище разврата и порока.
Атмосфера порока была приятной, в ресторанном зале пахло большими деньгами - аромат дорогих сигарет и хороших духов из самой настоящей Франции, а не из подвала на Малой Арнаутской.
За столиками сидели вполне приличного вида люди, группирующиеся по признаку пола - мужчины с мужчинами, женщины с женщинами. На сцене пело существо неопределенного пола, одетое в щедро открытое женское платье.
- Это - женщина? - тихонько спросил я Годунова.
Он внимательно посмотрел на певицу.
- Трансвестит, - сказал он неуверенно, - вроде бы…
Мы пересекли зал ресторана, очутились в каком-то подсобном коридоре, где вдоль стен стояли коробки с продуктами, металлические лотки, переложенные промасленной бумагой, в каких возят выпечку. Справа открылась дверь на кухню с ее привычными звуками и запахами, но мы повернули налево и через пару шагов уперлись в закрытую дверь.
Годунов немного повозился с замком, распахнул дверь и пропустил меня вперед. Комната была довольно большая, метров двадцать, но длинная и с одним окном. В советские времена здесь могла находиться бухгалтерия или какой-нибудь сметный отдел, а сейчас стояли одинокий письменный стол, несколько разнокалиберных стульев в разных концах комнаты и старый зеленый сейф с облупившейся у ключевины краской.
- Садись, - сказал Годунов и сделал широкий жест рукой, сам он сел за письменный стол, машинально полистал перекидной календарь, взглянул на часы. - Сейчас мужики придут… Жрать хочешь?
Я кивнул. Годунов вышел, закрыв за собой дверь на ключ.
Я подошел к занавешенному шторой окну. Штора висела на редких кольцах, отчего ткань некрасиво пузырилась, а один угол свешивался далеко вниз. Давно немытое окно выходило во двор и снаружи было забрано решеткой. Рамы прогнили, и на уличной створке не было форточки, вернее, она была, но не на своем месте, а стояла между рамами, крепко связанная с ними толстой, как нитки, паутиной.
Я подвинул стул и сел рядом со столом. Лязгнул ключ, дверь открылась, и в сопровождении Годунова в комнату вошел официант с подносом. Видимо, это был мужчина, во всяком случае, одет он был в мужской костюм, но особая походка, накрашенные губы и ласковая улыбка напоминали о специфике данного предприятия общепита. Он снял с подноса горшочек с солянкой и блюдо, накрытое металлической крышкой.