– Бог с вами, за что тут извиняться? – Борис Львович прислонился к стене и снова закашлялся. – Знаете, Михаил, я совсем недавно понял, что если хоронить человека приходит много людей, людей разных и между собой малознакомых, это значит только одно – что смерть вырвала у них человека неожиданно, что прервалась активная и совсем ещё не угасшая жизнь… Значит, жил человек, многим нужный, работавший, со многими общавшийся, интересный и, возможно, любимый. Это горе, беда и трагедия. А когда идут за гробом несколько старушек, старичков, несколько взрослых, а лучше всего пожилых детей усопшего… Вот это хорошо. Это говорит о том, что человек сделал что хотел и мог, закончил активную свою жизнедеятельность, остался в узком кругу самых близких, тихонечко пожил и ушёл. Вот так бы я хотел. Только очень не хочется долго болеть и чертовски не хочется потерять разум. Да и быть нужным, а лучше необходимым, хочется подольше… Юлечка была необходима многим, как видите.
– Я редко с ней встречался последний год, – сказал Миша.
– Вы что, Михаил, пытаетесь себя в чём-то обвинить? Даже не думайте об этом. Не встречались в последнее время? Значит, было не нужно. Юля была не из тех, кого нужно было навещать или позванивать, мол, помню. И уверен в том, что её никто конкретно не мог обидеть или огорчить до такой степени, чтобы она… Вы же об этом хотели сказать?… -Борис Львович не ждал ответа, а Миша и не ответил. – Хотя, знаете, Михаил, сейчас все, кто Юлю знал, кто с ней работал и кто знает, как она умерла… Все наверняка чувствуют свою вину, пытаются понять, думают, что чего-то недоглядели, упустили, не были достаточно внимательны. Чепуха это всё! Хотя я тоже об этом думаю… Плохо, конечно, что коллеги узнали, что Юлечка сама ушла из жизни. Слишком много разговоров на эту тему было и, думаю, ещё будет. Кстати, вы уж простите меня, но это именно я добился по своим каналам, чтобы долго не тянули с экспертизами и тяжелыми формальностями. И это я решил, что лучше будет похоронить её как можно скорее. Слишком сильный удар был для всех нас, а главное, эта дура, следователь, своими глупыми действиями сделала известным факт и подробности Юлиной смерти. Нужно было быстрее с этим закончить.
– Всё правильно, Борис Львович. Вы совершенно правы. Так, бесспорно, лучше для всех. И, наверное, прежде всего для Юли.
– Как ни прискорбно, но прежде всего Юле это безразлично. Вы не угостите меня ещё сигаретой? – Борис Львович взял сигарету, прикурил её от собственной зажигалки. – Спасибо! Знаете, Михаил, сейчас все, кто с Юлей работал, и ваш покорный слуга… Все сейчас вспоминают, как она себя вела в последнее время, что говорила, как выглядела, что делала. И все находят… Теперь находят, что Юля в последнее время была не такая весёлая, выглядела не так, уходила с работы раньше времени, была раздражительна, глаза у неё были не такие, как всегда. Все пытаются найти какие-то признаки, какие-нибудь намёки на то… ну, понимаете?! – он задумался ненадолго. – Может быть, она и была в последнее время не такая… Я не замечал. Но вот что я точно заметил, что Юлечка в последнее время совсем не весело шутила. Не смешно. Вот это я точно отметил. А раньше каждый день шутила так, что хоть записывай и публикуй… Но я не хочу копаться и анализировать эти воспоминания… Юля всегда была очень внятным и лёгким человеком, даже при полном своём одиночестве. Нет. Она ничего бы явно никому не показала. Там характер такой, что!… В голове не укладывается. Хотя уж кого-кого, а Юлю я представить себе старухой не могу…